лука и сметаны готовлю нехитрый салат, отрезал ещё деревенского сала и с аппетитом поглощаю еду. Заходит Бейбут и, покрутив носом, отказался от моего угощения. Ещё бы, его в столовой взяли на отдельное довольствие и сейчас он обжирает учеников под ласковым взором Карлыгаш. Следом заходит Аркаша, приходится предложить и ему. Мудрый представитель мудрого народа никогда впрок пожрать не откажется, даже такую некошерную пищу.

— Толя, у нас проблемы, — говорит он после опустошения запасов еды.

— Не у нас, а у вас, — каламбурю я.

— К сожалению, а в моём случае к счастью, у нас, — интригует он.

— Ну, колись, — сыто и довольно говорю я, не понимая, зачем я так наелся?

— Я участвую в первенстве города по настольному теннису, как ты знаешь, — начал Аркаша.

— Так, — согласно киваю головой я, хотя об этом слышу в первый раз.

— Послезавтра финал, а я поехать не могу, не отпускают! — удивляет спортсмен.

— Считай, уже отпустили, — вяло махаю рукой. — Поговорю с Олегом Павловичем.

— Он и запретил, — грустно говорит Аркадий.

— Косякнул где? — настораживаюсь я, ведь мне директор ничего не говорил.

— Ничего не делал, сказал просто, надо на занятия идти, мол учёба важнее, чем спорт.

— Сиди тут, мутно всё как-то, — рывком вскакиваю я и иду в кабинет директора.

— Анонимка на этого торговца пришла, мол, продаёт вещи в общаге. Ладно, ещё мне прислали, а не выше куда. На тебя тоже были анонимки, я говорил, но там — тьфу, мелочи. Тебя и прикрою, а Аркадию этому лучше не светиться, хотя бы пока я не уеду в Москву, — поясняет причину запрета босс.

— Так финал же! — пробую возразить я. — А кто пишет, я знаю, комсорг наш обиженный.

— Полуфинал сначала, потом финал, но не это главное. Там мастера играют, нет шансов у Аркадия всё равно. На Пашу я тоже думал, но невыгодно ему. Не хотел говорить, но на него тоже компромат, и серьёзнее чем у вас, прислан, да и почерк женский.

— Почерк! Надо проверить всех! — радуюсь удачной мысли я.

— Проверили — не наши писали, — тормозит меня Олег Павлович.

— Может, он попросил эту свою подружку Ольгу Олеговну, её почерк проверьте!

— Не она, — хмуро говорит директор. — А ты не болтай что у них любовь, я уже провел воспитательную беседу с ней, но Павлу этому уже восемнадцать, школу закончит и женится, говорит.

— Можно мне образец почерка посмотреть?

Палыч мнётся, но достаёт листок бумаги. Анонимка на меня. Я, оказывается, похотливо!!! растлил свою соседку по комнате и живу с ней половой жизнью. Я лучше в улей к пчёлам суну! Да и в тот единственный раз с Ленкой моя роль была без слов.

Иду к себе огорчать Аркадия, размышляя по пути, кому мы втроём дорогу перешли? Три парня.

Пока свежо в памяти, переписываю на бумагу свой доклад, удачный получился. Расширяю его и правлю немного. Потом планирую целый курс докладов уже подробно, с цитатами из классиков. Это для Москвы. После ужина иду подышать свежим воздухом на стадион, к морозцу я уже привык. На улице темно, фонари горят, но редко. Из общаги выходит парочка, но кто — мне не видно. Вдруг слышу чей-то голос, вроде как девчонки моих лет. Та взахлеб делится с кем-то, мне невидимым, своими впечатлениями. Но меня смутили не впечатления, а манера изложения мыслей.

— И смотрит на мои ноги так похотливо! — услышал я знакомое слово «похотливо», редко употребляемое, но виденное мною в анонимке. Точняк, кроме графической экспертизы есть ещё и лингвистическая!

Резко ускоряю шаг и догоняю парочку девочек. Сразу всё встаёт на свои места. Идёт Оксанка, бывшая Аркадия, с незнакомой мне девицей.

— Девчонки, проводить вас? Вы куда собрались? К таксистам за водкой? — шучу я.

— Кто это? — спрашивает незнакомка у Оксанки.

— Штыба, пусть проводит, хоть какая-то польза от него будет, — говорит Оксана. — Я сестру на автобус провожаю, водку — это вы пьёте.

— Ну и написали бы и про водку в анонимке, чё только про Ленку придумали? — насмешливо говорю я, наблюдая за лицами девушек.

Дернуться или нет?

Дернулись.

— Где написали? — быстро пришла в себя Оксана.

— В анонимке, которую вы подкинули Олегу Павловичу. На меня, на Пашку, кобеля этого, поделом ему, и на Аркадия, которого теперь не пускают на соревнования городские, а вскоре, может, и посадят, — на одном дыхании высказываю им свои претензии.

— Ну, ты и сочинять! Ничего я не писала, и вообще мы сами дойдём. Отвали! — грубит мстительница.

— Я уж провожу, до пункта ДНД, там и милиция часто стоит, сразу поеду заявление писать на вас, пусть вас сразу везут в отдел! — пугаю я. — Проверим почерк у твоей сестры, уверен, он совпадёт с тем, что в анонимке!

Девушки остановились и переглянулись между собой.

— Да, и написала! А что, неправда? — азартно кричит Оксанка.

— Неправда, лично про меня — неправда, не было ничего с Ленкой у меня, — вру я.

— Она хвасталась! Говорила, мол, у тебя как у коня, большой! И теперь ты за ней бегать будешь! — злорадно сказала Оксана.

— Ты в своём уме? Откуда она могла у коня видеть? В Бородино нет коней, это город! Да и маленький у меня, и кривой, — соврал я и тут же перешёл в наступление. — Аркадия по злобе оговорила? Сама у него подарки брала, да и покупала тоже, думаешь, не докажут? Он один в тюрьму не захочет. Тебе много людей спасибо скажут! Да и спала ты с ним, я точно знаю. Что про себя ничего не написала?

— А как ты догадался, что я писала? — вдруг спросила сестра.

— Словарный запас у тебя маленький! Повторяешься! — не глядя, ответил я.

— Я на филолога учусь! Я столько книг перечитала! У меня маленький! Это у тебя маленький! И кривой! Что вот ты из классики сейчас читаешь? — разозлилась девушка.

— Ничего не читаю! У классиков давно проды нет, — шучу я.

— Чего нет? — не поняла сленга будущего филолог.

— Новых произведений они давно не пишут, а старые все прочитал, — поясняю я.

— Они же умерли, как они напишут? — тупит девочка.

— Толя, а что будет теперь? — вдруг спросила Оксанка.

— Аркаше лет пять дадут, тебе и другим, кто покупал у него — по году. Через три года Аркашу по УДО выпустят за примерное поведение, он приедет и зарежет тебя, — несу полный бред я.

— А что делать? — в голосе Оксанки появились слезливые ноты.

— Идти и признаться Олегу Павловичу. Прямо вдвоём идти вам. Пока он в милицию бумаги не отдал ваши.

— Расскажи, как узнал! — теребит меня за рукав