— Толя? — спросил он, и, дождавшись кивка от меня, продолжил:

— Сашка убежал в душ, ты заходи, садись, я на тренировку поеду.

Захожу, оглядываюсь — бардак и тут. Кровати, правда, заправлены, но очень специфически — просто накинуты покрывала на скомканные постели.

«В армию бы их на месяц хотя бы», — думаю я.

Сижу один, жду приятеля, волнуюсь из-за новостей про самолёт. Наконец появляется второй хозяин комнаты.

— Салют! Молодец, что приехал! А я с работы вернулся, сегодня последний день практики. Знал бы ты, что у нас было!

— Что случилось? — якобы безразлично спрашиваю у него.

— Самолёт загорелся! — как-то зловеще произнёс Сашка.

«Бля-я-а. Ничего не помогло! Надо было раньше письмо напечатать, вот я идиот!» — мысленно ругаю себя.

— На моих глазах, представляешь? На взлёте! — выдаёт подробности Сашка.

«А ведь он вроде при посадке загорелся, значит, что-то все же поменял я! Хоть бы в лучшую сторону, может погибших меньше будет», — с облегчением проносится мысль у меня. Сколько погибло человек в моей истории, я, конечно, не знал.

— Хорошо, что я далеко стоял, пожарки быстро потушили, да там и самолётные очереди помогли, — возбуждённо размахивая руками, продолжает рассказ очевидец.

— Так это сегодня было? — вдруг понимаю я, что изменил очень многое, ведь Сашки вечером в аэропорту не было, он с утра работает, а самолёт упал в воскресенье.

— Несколько часов назад! Там ещё такая история странная, он к вылету готовился, как его заменили на другой, пассажиров высадили, они три часа ждали замену. Его на другой рейс поставили, вроде как проверяли состояние. Самолет почти взлетел, уже на рулёжке был.

— А из-за чего загорелся-то? — продолжаю выпытывать я.

— Третий движок вспыхнул. Бортинженер не растерялся и две очереди в него ушли. Потом второй загорелся, и он дал последнюю очередь в мотогондолу второго двигателя. Ну а там и пожарка приехала, погибших нет, но многие надышались, — на одном дыхании выпалил парень.

— Подожди, куда в него, какие очереди? — спросил я, улыбаясь до ушей, уже не в силах сдержать радость.

— В третий двигатель. Очереди пожаротушения! Их три всего! Первая автоматом ушла в третий, но ещё и второй потом загорелся, — пояснил для меня, дурачка, Сашка.

— А от чего он так? — спросил я.

— А кто его знает, я кусок разговора подслушал, но никто не понимает отчего. Самолёт новый, пять лет всего ему, — сказал Сашка, собираясь в гости.

— И молчат же, — вслух злюсь переволновавшийся я.

— Ха, разве говорят обо всём? Думаешь, мало лётных происшествий бывает? — с превосходством посмотрел на меня Сашка.

Но мне стало уже всё равно. Настроение было приподнято! «Нажрусь! — твердо решил я. — В рыло дам кому-нибудь! И медичку какую трахну, или кого там… швею!»

— Готов в общагу в гости идти? — спросил товарищ.

— Ясень пень! — и я показал свои запасы сладостей, презервативов и самогонки. — А нас ждут?

— Молодец! Я тоже подготовился! — достал он две бутылки вина, причем неплохого — «Мадера». — Ждут или нет — не знаю, но есть несколько знакомых там.

— А презики? — строго спросил я. — Хочешь стать папой в семнадцать лет?

— Чё-то не подумал, щас займу у кого-нибудь! — погрустнел, признавая мою правоту, неопытный товарищ.

— Ладно, дам тебе парочку, — пожалел его я.

«В конце концов, сексуальную революцию в СССР можно начать и раньше», — глумилось подсознание циника.

Выйти из общаги так просто не получилось, до нас докопались, вернее, до меня.

— Чувак, стой! — обратился ко мне расхлябанного вида и уже немного нетрезвый длинноногий парень. Его подпирали ещё двое, меньше ростом, но плотнее.

— Что хотел? — не стал сразу грубить я, Сашке ещё тут жить.

— Ну ладно, комсомол тут ходит бесплатно, от него польза бывает, а для других проход платный!

— Не вопрос, сбрасываю сумку с плеча я и заряжаю в челюсть вымогателю.

Тот, скорее всего, стоял не очень прочно, да ещё и в момент удара его повело назад, поэтому встреча кулака и челюсти получилась эпическая. Длиноногий оторвался от земли, пролетел метра четыре и ударился о проходившего мимо парня, сбив того с ног.

— Ну что, хватит оплаты или добавить? — дерзко смотрю на оставшуюся парочку и, не видя желания у них отовариться, добавляю. — Не дай бог кто на моего друга косо посмотрит — очко порву!

— Да я сам, да меня и не трогают, — попытался возразить Сашка. Но я уже с вызовом, пихнув плечами стоявшую парочку, пошёл на выход.

Так, пункт два выполнен!

На улице двадцать четвертое декабря и очень холодно. Но общаги рядом и замерзнуть не успеваем.

— Тетя Зина, пустите, а? — канючил Сашка, уговаривая пропустить нас недовольную толстомордую тетку, лет за полтинник, жующую кусок курицы.

В общаге швейного шелкового комбината (так она называлась), контроль за входом был куда как строже. Это и понятно, иначе через год в декрет выйдут все! Я не канючил, а выжидал пока мы останемся одни с вахтёршей. Наконец на вахте остались только мы втроем, и я достаю пятёрку.

— Теть Зин, мы пройдём? — попросил я и протянул пять рублей вахтёрше.

Та, видимо, такие подарки не получала, с опаской взяла и, секунду подумав, спрятала пятерку в кармане.

— Кыш отсюда! — важно махнула она рукой.

— Спасибо, тёть Зин, — обрадовался я, но рано, ибо «кыш» — это не в общагу, а на улицу.

Не ну не беспредел ли? Сашка тоже смотрит изумлённо, и не понятно, кто его больше удивил — я или вахтёрша?

— А это вам после того, как мы выйдём из общаги, — верчу в руках десятку.

— Ладно, давай, — тянет руку тетя Зина.

— Как выйдем, сразу отдам, — говорю я, отводя руку в сторону.

— Обманешь же? — прищурив взгляд, сказала она.

Очень хотелось спросить «как вы?», но я сдержался, ибо неконструктивно это, а вслух сказал:

— Не в наших интересах, у нас тут любовь, не в последний раз пройти надо будет! Если на ночь останемся, сумма удвоится!

— Чёрт с вами, проходите, и лучше до восьми утра вам выйти, потом я меняюсь, — сдалась, открывая нам путь алчная вахтёрша. — В какую комнату?

— А в какую посоветуете? Что бы и вам и нам, — с честным взором спросил я.

— В двести семнадцатую идите, там девочки в отпуск вышли, хотели погулять поехать, — пожевав губами, сказала тетя Зина. — Марина и Наташа, та, что выше — Марина.

— Толя, ты как так? А если бы она скандалить начала? Я бы никогда не смог денег дать, и жалко и страшно, — бухтел всю дорогу до