в Мисию, в местность под названием Атарней, где живут хиосцы. Там он встретил Паниония. Гермотим узнал Паниония и долго ласково беседовал с ним, перечислив сначала все блага, которыми ему обязан. Затем он обещал Панионию сделать в благодарность много добра, если тот переселится с семьей в Атарней. Панионий с радостью согласился на предложение Гермотима и привез жену и детей к нему. Когда же Гермотим захватил в свои руки Паниония со всей семьей, то сказал ему вот что: «О ты, добывающий себе пропитание самым позорным ремеслом на свете! Какое зло я или кто‐нибудь из моих предков причинили тебе и твоим? За что ты превратил меня из мужчины в ничтожество? Ты думаешь, конечно, что твое преступление осталось тогда сокрытым от богов? Но боги по закону справедливости предали тебя за твои нечестивые деяния в мои руки. Поэтому не упрекай меня за кару, которую я тебе уготовлю». После этой злобной речи Гермотим велел привести четверых сыновей Паниония и заставил его отрезать у них детородные члены. Панионий был вынужден это исполнить. А после этого Гермотим принудил сыновей оскопить своего отца. Так постигло Паниония мщение Гермотима».

Так, благодаря этому рассказу Геродота, мы подошли к 480 г. до н. э. За прошедшее с тирании Периандра время Керкира освободилась от ига коринфян и продолжала торговать и богатеть; к 580 г. до н. э. город Керкира украсился великим дорическим храмом Артемиды, руины которого находятся около византийской церкви святых Феодоров (именно так, Тирона и Стратилата) близ поместья Мон Репо. Центр города располагался на прежнем месте, в районе Палеополиса (Мон Репо) и Анэмомилоса (у гавани Алкиноя); жилые дома концентрировались на западной части полуострова Канони, а в восточной (опять же, все на месте нынешнего Мон Репо), на возвышенностях – стояли святилища Геры (одно из древнейших на острове, датируется 620–600 гг. до н. э.), Аполлона и иных божеств (например, неизвестно, кому был посвящен дорический так называемый «храм в Кардаки», возведенный около 510 г. до н. э. – вероятно, лучший по сохранности среди античных храмов Керкиры). Кладбище разрасталось и вышло за пределы города в современный район Гарица. В это же время был возведен храм Аполлона в Роде, на севере острова. Чуть позже город «опоясался» мощными стенами – северная отделяла полуостров Канони от основного массива острова, южная разделяла Канони на две неравные части, оставляя треть полуострова на мысу за своими пределами (линия южных стен проходила сразу за святилищем Диониса, оставляя за своими пределами малое святилище Артемиды); от северных укреплений остались нижняя часть так называемой Восточной башни в храме св. Афанасия (предположительно охраняла вход в гавань Алкиноя) и у Св. Феодоров высится руина башни Нэрандзиха (в византийское время тоже перестроенная в храм Богоматери). Отношения с бывшей метрополией были в основном нехороши, однако случалось, что керкиряне и коринфяне сражались не только меж собой, но и плечом к плечу – например, ок. 492 г. до н. э., когда спасли родственных им сиракузян от притязаний тирана сицилийского города Гелы Гиппократа (правил в 498–491 гг. до н. э.); да и позже, в 344 г. до н. э., когда коринфский полководец Тимолеонт (ок. 411 – ок. 337 гг. до н. э.) отправился бить на Сицилию местных тиранов и карфагенян, из 10 находившихся в его распоряжении кораблей два предоставили керкиряне. Назревающий же греко-персидский конфликт заставил керкирян призадуматься, как быть и что делать. Афиняне, собирая антиперсидскую коалицию, послали послов и на Керкиру, как свидетельствует Геродот. Там решили соблюсти нейтралитет и все возможные приличия, чем, конечно, мало кого провели: «Керкиряне… дали послам один ответ, а поступили вот как… Керкиряне тотчас же обещали им прислать помощь и объяснили, что не допустят гибели Эллады. Ведь если Эллада будет разгромлена, то их также ждет рабство в первый же день. Их долг поэтому всеми силами помочь Элладе. Таков был внешне благопристойный ответ керкирян. Когда же пришло время выступить на помощь, они изменили свое намерение. Правда, они снарядили 60 кораблей и, едва выйдя в море, подошли к Пелопоннесу и бросили якорь у Пилоса и Тенара в Лакедемонской области в ожидании, как и Гелон, исхода войны. Керкиряне не рассчитывали на победу эллинов, а, напротив, были убеждены, что персидский царь решительно одержит верх и станет владыкой всей Эллады. Поступили они так преднамеренно, чтобы потом сказать персидскому царю: «Царь! Хотя эллины и пытались склонить нас к этой войне (наша военная сила и флот весьма велики, и мы можем выставить больше всего кораблей, по крайней мере после афинян), однако мы не пожелали сражаться против тебя и не проявили к тебе враждебности». Такой речью керкиряне надеялись выиграть больше других, что, как я думаю, пожалуй, им и удалось. Для эллинов же они сумели найти оправдание, которым и воспользовались. И действительно, в ответ на упреки эллинов, что они не оказали помощи, керкиряне отвечали: они снарядили‐де 60 триер, но из‐за этесийских ветров не смогли обогнуть Малею. Поэтому‐то они и не прибыли к Саламину и вовсе не из трусости не участвовали в этой битве. Так керкиряне старались обмануть эллинов». В итоге «…из эллинов, живущих на той стороне [Ионийского моря], только одни кротонцы (из Италии. – Е.С.) пришли с одним кораблем на помощь Элладе в опасности. Начальником этого корабля был Фаилл, трижды победитель на пифийских состязаниях». При этом, правда, нельзя не учитывать один момент: налицо всего лишь одно мнение, и оно не то что может быть сознательно предвзятым, но, однако, надо твердо помнить, что галикарнасец Геродот вообще-то любил Афины и восхищался Периклом и его деятельностью, так что его «проафинская» позиция в описании этого инцидента весьма явно может проглядывать. Были даже какие-то советские стихи: «Если слепо верить Геродоту…» Поэтому мы и Геродоту верим, но и жить исключительно чужим умом тоже не собираемся.

В общем, картина получилась такова, что, к сожалению, для керкирцев в такой ответственнейший исторический момент своя рубашка оказалась ближе к телу, и остров стал лишь молчаливым свидетелем того, как герой Саламина Фемистокл (ок. 524–459 гг. до н. э.) из-за интриг завистников бежал через него во враждебное Персидское царство, как свидетельствует Плутарх в его жизнеописании – из Аргоса Фемистокл «…переправился в Керкиру; этому городу он когда-то оказал услугу. У них с коринфянами был спор. Фемистокла они выбрали в судьи, и он примирил враждовавших, решив дело так, чтобы коринфяне уплатили двадцать талантов, а Левкадой чтобы обе стороны владели сообща, как их общей колонией. Оттуда Фемистокл бежал в Эпир (как добавляет Фукидид, «керкиряне… объявили, что не могут оставить его у себя из боязни навлечь на себя вражду лакедемонян и афинян, и переправили его на близлежащий материк». – Е.С.) – и далее в Малую Азию, где жил в почете какое-то время – но герой не посрамил своей славы, и когда