Ни один из персонажей Толкина, помимо Арагорна, не встречал подобной героини, Арвен в этом уникальна, хотя Толкин в тексте постоянно проводит параллели между ней и Лучиэнью, также полюбившей смертного. Но брак с Лучиэнью не сделал Берена королем, а брак с эльфийской принцессой Идриль не сделал королем Туора — эти браки Первой эпохи связаны с толкиновской концепцией эстель, надежды, но никак не с легендами о возвращении короля, кельтскими по своему происхождению.

Анализируя мифологические мотивы в истории Арагорна и Арвен, важно подчеркнуть один принципиальный момент. Обретение власти через брак — это черта отнюдь не только кельтской мифологии, она регулярно встречается в волшебной сказке. Однако сказочный брак — иной.

В сказке герой добивается руки царевны, чтобы сместить на троне ее отца. В наиболее архаичных сюжетах старого царя убивают28. Эта система наследования — от тестя к зятю — была действительно свойственна архаичным обществам, особенно если дело касалось священного вождя (а не реального правителя), воплощающего магическую удачу племени.

Кельтская система иная, в ней нет элемента наследования (см. ниже). Женщина-власть, любовником или мужем которой становится будущий король, наделяет героя магической силой, необходимой для восшествия на престол. Сказочная царевна, напротив, имманентной властью не обладает, она или пассивный объект сватовства, или советчик героя, но не источник его магических сил.

Поскольку «Властелин колец» — это роман, то место магии под пером Толкина занимает психология. Арвен не наделяет Арагорна имманентной властью, но любовь к ней становится той силой, которая ведет Следопыта вперед и вверх.

Завершая противопоставление кельтской и сказочной системы получения власти, подчеркнем, что Арагорн отнюдь не наследует отцу Арвен, владыке Элронду. И хотя утрата Элрондом власти и воцарение Арагорна не просто совпадают по времени, но и связаны причинно-следственно, это не логика волшебной сказки. То и другое есть следствие уничтожения Единого Кольца и победы над Сауроном.

Обращение к кельтскому образу Женщины-власти прекрасно объясняет, почему Арагорну удается на удивление быстро возродить Арнор, хотя на протяжении всей Третьей эпохи короли Арнора, затем князья Артедайна, затем вожди дунаданов терпели поражения. Подчеркнем, что в самом романе дается совершенно иное объяснение, это опять-таки победа над Сауроном.

На наш взгляд, именно это несовпадение мотиваций событий изнутри мира и извне его и придает тексту Толкина ту многомерность, которая заставляет нас переживать происходящее во «Властелине колец» как реальную историю.

Вопрос о том, насколько сознательно Толкин наделял Арвен чертами кельтской Женщины-власти, остается для нас открытым, но, не делая выводов, заметим, что имя героини состоит из синдарских корней ar- («власть, благородный») и -wen («девушка, женщина», формант женского рода). Иными словами, это имя буквально переводится как «Женщина-власть», а варианты типа «Царственная» или «Принцесса» — это уже художественные обобщения.

Черты кельтской Женщины-власти также можно найти в образе Галадриэли, которая в отдельных (незначительных) аспектах напоминает героиню не валлийских, а ирландских сказаний — королеву Медб: королева правит совместно с королем, при этом она дочь верховного правителя (Галадриэль — дочь Финарфина, одного из королей эльфов на Заокраинном Западе) и воительница (Галадриэль обрушивает стены Дол-Гулдура). Однако черты, доминирующие в образе Медб, проявлены не так значительно у Галадриэли и наоборот. Следует отметить, что во «Властелине колец» Галадриэль не названа в прямом смысле королевой Лориэна, она лишь Владычица, как и ее супруг Келеборн — не король, а Владыка, повелитель.

Гораздо сильнее проявляется в образе Владычицы Лориэна другой, чисто кельтский мотив.

Король, друиды и певцы

Как уже говорилось, власть у кельтов отнюдь не была наследственной. Королем избирался человек, который доказывал свое магическое право на трон, — например, под ним вскрикивал священный камень: самый известный такой камень в текстах — Лиа Фаль в ирландском сказании «Битва при Маг Туиред», а в реальности — Скунский камень, привезенный англичанами из Шотландии и возвращенный Елизаветой II обратно; на протяжении шести веков он находился внутри трона, на который садился английский монарх при коронации. Образ Артура, доказывающего свое право на власть благодаря мечу в камне, — это контаминация кельтского (любой, кто сможет вытащить меч из камня, получит трон) и генеалогического способов наследования (Артур — сын предыдущего правителя, что до поры скрыто).

Лиа Фаль на холме Тара в Ирландии.

Kyle Tunis / Shutterstock.com

По сохранившимся свидетельствам, на будущего короля указывали друиды, языческие жрецы. Важно подчеркнуть, что в кельтской культуре представители магических профессий (к которым, помимо жрецов, относились также певцы различных категорий и кузнецы[6]) стояли практически наравне с представителями политической власти.

Это превосходство мага над королем мы видим во «Властелине колец» и в других текстах. Речь идет в первую очередь о Гэндальфе, который смело берется решать судьбу не только Арагорна, но и Денетора, Торина Дубощита в «Неоконченных сказаниях», на равных спорит с Элрондом и т. д. Но поскольку кельтские мотивации у Толкина заменяются на внутренние мотивации мира, то право Гэндальфа решать судьбы королей объясняется тем, что он посланец Заокраинного Запада, дух-майа в теле, подобном человеческому.

В кельтских текстах провидицы часто обладают не меньшей магической властью, чем маги-мужчины, что у Толкина находит отражение в одном из аспектов образа Галадриэли. Речь идет о ее участии в истории любви Арагорна и Арвен. Она дает им возможность увидеться в Лориэне, она дарит Арагорну камень Элессар, некогда принадлежавший ее дочери Келебриан, матери Арвен, но этим камнем и этим именем она фактически пророчит его грядущее воцарение, и уже в следующей главе Арагорн предстает как «король, возвращающийся в свое королевство».

В кельтских текстах нередко встречаются истории о том, как правители лишались власти, и наиболее распространенной причиной тому была песнь поношения, которую исполнял филид (певец). В частности, такой эпизод описан в «Битве при Маг Туиред».

В книгах Толкина темы лишения короля власти нет, хотя королевский род может пасть, склонившись ко злу, однако даже в этом случае он заслуживает верности29. Тем не менее мы не можем не упомянуть тему певца, проклинающего короля, поскольку она нашла широчайшее отражение в творчестве русских толкинистов 1990-х годов. Не подкрепленная текстами Толкина и идейно противоречащая им, она обуславливалась психологическим климатом эпохи и произрастала во многом непосредственно из кельтских источников, переведенных и доступных абсолютному большинству интересующихся.

Мы разобрали принципиальные, мирообразующие мотивы, взятые Толкином из кельтской культуры (все, кроме одного, см. ниже). Еще раз подчеркнем, что в каждом из этих случаев Толкин принципиально меняет причинно-следственные связи, отчего кельтские заимствования в романе оказываются максимально приглушены.

Но есть и другое. Прямые заимствования из преданий Уэльса, видные невооруженным глазом тому, кто хотя бы поверхностно интересовался культурой этой части Британии.

Битва Деревьев и озеро Тегида

Выше мы упоминали разочарование Толкина от того, как Шекспир в «Макбете» рационализировал тему леса, двинувшегося в битву. Сам Толкин опирается на валлийскую поэму «Битва Деревьев», написанную от лица мага и поэта Талиесина, в которой тот рассказывает, как его приемный отец, чародей Гвидион, в бою с неким противником создает войско из оживших деревьев. Описание двинувшегося в битву леса настолько прекрасно и величественно, что процитируем хотя бы небольшой отрывок:

На битву первыми шли деревья, старшие в роде,

А юные ива с рябиной процессию замыкали;

От запаха крови пьян, шагал терновник колючий;

Ольха устремлялась в бой, подняв могучие ветви;

И розы свои шипы к врагу простирали в гневе;

Кусты малины пришли, покинув лесную чащу;

И жимолость ради битвы презрела свою ограду,

И плющ вместе с ней, и вишня, что шла на битву со смехом;

Последней береза шла,