Шрифт:
Закладка:
Тем временем, Ингар и Тугай проехали шлагбаум КПП.
Безмерно скучая по девяностым, в которые опоздали, два закадычных задрота, с приходом войны, нырнули во все тяжкие. Они тоже хотели грабить и убивать, как братва двадцать пять лет назад. Но только круче! Под знаменем размаха реконструктора! Именно таких Индеец и называл «камуфляжная тля».
Татуированные рунами бараны обретались по обе стороны окопов. И меня всегда занимал вопрос. С кем же был О̍дин и по какому принципу?
В располаге викингов Ингара и Тугая встретило синее царство. На пиру в тесной подсобке звучали речи во славу Одина, Тора и Фрейра. Ингар был щедр и одним махом разлил сосуд «Армянского» по кубкам товарищей. Тугай же – напротив: единолично впился губами в горло своей бутылки, не собираясь делиться добычей, тем более что все в говно и не способны принять благородство напитка. Армянский нектар действительно был волшебным, но закончился в два приема. Воин замер, гордо стоя на двух ногах. Потом вскинул правую руку вверх, видимо призывая к тишине.
- Тссссс! Тихо! Слышите?! - его лицо напряглось, но никто ничего не услышал...
И вот тут Тугая накрыло. Колерованные шершни летели к нему со всех сторон, закручивая воронку сплошного роя. Горячий воздух обдувал лицо, а острый хитин стал резать веки. Тугай взвыл, неловко рванул спиной назад, потом споткнулся о чью-то руку и съехал по стене, усевшись на пол. Выдохнуть не получалось.
- Бесы! Бе-есы!! Бесы бляааадь, БЕСЫ!!! - хрипел он слюной.
Стаканавты кинулись было вязать его, но Тугай выхватил ПМ и стал отстреливаться от бесов, продолжавших сжимать кольцо. Все прижались к полу, стараясь не шуметь. Пальба шла на звук, мягкие пули ПМ не рикошетили в старой дранке, и всё могло закончиться со вторым магазином... Но викинг выдохнул, сорвал с пояса заветную РГД, поднёс к лицу и стянул зубами баян.
И все ушли. На Вальхаллу, как и планировали.
Вскрывать никого не стали. Лаконичный рапорт военной полиции был построен вокруг фразы «по причине внезапно возникших неприязненных отношений»...
После рассказа Индейца о коньяке Карен предложил срочно потеряться в бесте* до выяснения. Чем это все закончится, было тогда не ясно. А вот бедою припорошить могло щедро.
Решили так: Индеец ныряет в бункер, а Карен ляжет в больничку к своим друзьям армянам. Тем более, подлечить было чего. Лица обоих стали походить на перезревшие баклажаны, а гематомы потекли сукровицей. Также договорились и о способах связи. Как, во сколько, ключевые слова-пароли. И если случится так, что к одному нагрянут гости и заставят выйти на связь с товарищем, тот без труда это поймёт.
Ивановна, увидев Индейца, не сказала ни слова. Донецкие женщины в третьем поколении видали и не такое. Она сама предложила оставлять продукты и воду под воротами гаража в условленное время, раз в сутки, как стемнеет.
К концу третьей недели до армянского затворника стали доходить слухи о самоподрыве беспредельщиков. Осторожный Карен не спешил говорить об этом Индейцу. Прошло ещё три дня, прежде чем он увидел фотографии погоста с портретами Ингара и Тугая, выяснил обстоятельства произошедшего и навёл справки о реакции руководства. Офицеры давно ожидали чего-то подобного, как неизбежного. Героев закопали, перекрестились и выдохнули с облегчением. Сага о викингах ушла водою в песок.
Ровно тридцать дней Индеец не видел неба. Он отпер замок, вышел, не таясь наружу, и поднял голову. И Небо увидело его лицо: чистое, без лилового сумрака.
Тридцать суток под землей легли фракталом индейских размышлений, точно грибницей. Герметичная праздность... Абсолютная! Сериалы, шутеры и древние фильмы - утомили. Потом был спирт и два рубежа незрелых русских дум - Фёдор Михалыч и Балабанов: «Тварь ли он дрожащая?»*, - да нет..., не дрогнул, имеет право…; «В чем сила, брат? В правде?»*, - тогда за правду!
Спирт не заканчивался, настал черед потерянных иллюзий. Индеец представил, что поднимается вверх в корзине монгольфьера, выбрасывая, словно мешки с песком, отжившие иллюзии. Чем выше, тем меньше человеческого. Ещё немного, и он - схимонах. Тоска его боится, пустота не пугает, но и земля не примет обратно. Только какой из него схимонах... Так, дурачок, которого Бог бережет... А не береженого - конвой стережет! Тогда «живи, и радуйся тому, что из твоих трудов под солнцем выйдет»*. Вот всегда так! Русская бутылка начинается Достоевским, а заканчивается Экклезиастом. Эх! Найти бы иллюзию, чтобы без боли прикипеть!
На четвертые сутки «береженый» подошёл к Волге и снял брезент. Сел за тонкий руль и замер, вглядываясь куда-то вдаль...
У него никогда не было своей машины. И в семье не было. Вернее, он не застал. С развалом Союза, благополучие рабочих династий развеяло шлаковой пылью. Девяностые, а потом и нулевые - проверка на выживаемость, какая уж тут машина... Еды бы, да месячный проездной на трамвай-троллейбус. Некоторые студенты пижонили за рулём собственных тачек, но это было скорее исключение, чем правило. Индеец и не мечтал даже. А Волга... Она же символ... Забальзамированное могущество прошлого…
А что, хорошая иллюзия, живая. Машина. Он даст ей вторую жизнь, и себе - тоже. Чем наполнишь, тем и будешь.
Всё вернулось на круги своя. Шиномонтажка вновь уступила кассу стенду автоэлектрика. Те же будни, наполненные прежней рутиной. Только Карен стал смотреть на Индейца не так, как прежде. Он был воспитан в традициях, не позволявших держать в себе недовешенные долги. Поэтому в пятницу, после рабочей смены, пригласил автоэлектрика сыграть в длинные нарды. Отправив по домам механиков и девчонок из приёмной, они уселись за большой стол и начали партию.
- Ара, может выпьем? - Индеец бросил зары и передвинул две шашки, - пятница...
- Я с того дня не пью, - Карен вздохнул и добавил. - Не по себе как-то... Подарки несут, полбара заставлено.
- И только?! - его