Шрифт:
Закладка:
Он видел, что под его взглядом ей неуютно, она опустила глаза, стараясь не пересекаться с ним взглядом.
Когда девушка –хостес удалилась и оставила их наедине, она открыла свой рюкзак и достала пачку с купюрами.
Сделав осторожный шаг, она аккуратно положила пачку на стол, пробормотав при этом: «Вот!».
Севастьянов продолжал молча смотреть на неё.
Она, сделав шаг назад, на безопасное расстояние, добавила: «Здесь всё. Прошу прощения. Извините!»
Севастьянов буравил её взглядом. В её голосе не прозвучала ни единая нотка раскаяния.
Так же, глядя мимно него, она проговорила: «Катерина не виновата. Ну, я пошла!» и собралась уходить.
— Стоять! –прогремел бас Севастьянова. Он знал, что такой бас его подчинённые называли «рыком». «Снова рычит» — это означало, что он не просто зол, а в таком бешенстве, что лучше не перечить. А в идеальном варианте и вовсе не попадаться на глаза.
Он видел, что она вздрогнула, но остановилась.
-Сядь! — приказал он, указывая на кресло рядом с ним.
Она прошла бочком и села на самый краешек. Её волнение выдавали лишь руки, сжимавшие рюкзак так, что костяшки побелели.
— Что это было? — суровым голосом произнёс Севастьянов. Он видел, что в ней не было ни капли раскаяния. Теперь он не успокоится, пока она не получит своё. Спуску он ей не даст.
— Что это? — она вскинула на него свой взгляд. Севастьянову захотелось впиться губами в эти сладкие губы, подмять её по себя и жарить, пока она не запросит пощады. В очередной раз он подавил свой порыв.
— Кража. Вот что! — холодно сказал он.
— Не было никакой кражи! — её глаза дерзко блеснули из-под длинных, пушистых ресниц.
-Ах, не было? — с сарказмом произнёс он. — Неужели ты так за дорого решила свою девственность продать?
Она опустила лицо, но он увидел, как щёки окрасились в ало-красный цвет. Значит, его подозрения не беспочвенные. У него с самого начала возникли подозрения, но он их отогнал, считая, что встретить девственницу в таком клубе просто нереально. Она была тугая, но он объяснил это тем, что давно не было мужчины. Теперь всё встало на свои места.
— Ну, что молчишь? Объясни! — немного смягчившись, спросил он.
— Ты сам сказал, возьми деньги. По тарифу. Вот я и взяла. За оказанную услугу!
— Что-то слишком дорогой у тебя тариф! — насмешливо произнёс он.
— Да, дорогой! Я дорогая штучка! — она вскинула голову и дерзко посмотрела на него.
Севастьянов взбесился. Ему никогда так не дерзили. Кем возомнила себя эта девица? Сама накосячила,а сейчас сидит пред ним, словно принцесса.
Он деланно расхохотался.
— Дорогая штучка? Ты? Кем ты себя возомнила? Да тебе грош цена в базарный день!
Она попыталась вскочить, но от вновь усадил её кресло.
— Я привык платить за оказанные услуги. Но никак не переплачивать! Вот тебе твоя цена!- Он достал из портмоне купюру 1 000 рублей и всунул ей в ладони, — Но никак не больше!
Она бросила купюру ему в лицо.
-Отдай нищему на паперти. Может, так грехи замолишь!
Она вскочила, но он резко притянул её к себе.
— Со своими грехами я сам разберусь! Если бы мы не были в общественном месте, я бы тебе эту купюру в трусы засунул. В трусы не получится, пусть будет здесь.
Оттянув её юбку, он вложил купюру в пояс.
— А теперь проваливай. Ищи другого дурака, которому по высокому тарифу свои прелести продашь! Шлюха! — сказал, словно выплюнул он, оттолкнув от себя.
— Как ты смеешь называть меня шлюхой! — взвизгнула она.
Севастьянов не успел среагировать, как она схватила стоящий на столе стакан с водой и со всей злости плеснула в него. «Вот тебе за шлюху»! — пробормотала она и убежала, столкнувшись с официантом.
Тот недоумённо смотрел на Севастьянова, салфеткой вытиравшего стекающую с лица воду.
— Чем –то помочь ? — спросил он.
— Кофе, — потребовал тот, — у меня здесь ещё одна встреча. Надеюсь, более удачная.
Через некоторое время Севастьянов, как ни в чём не бывало, вновь невозмутимый, пил кофе и смотрел в окно. Одновременно он слушал доклад начальника службы безопасности своего холдинга.
— Девица непроста! Пташка, оказывается, дочь Самойлова!
— Самойлова? Ты уверен? — переспросил Севастьянов.
— Да, её зовут Николь. По слухам, девица капризная и взбалмошная. Отец в ней души не чает. Пытался удачно пристроить её замуж. Первую свадьбу она сама разорвала со скандалом. По поводу двух других информация смутная. Я тебе позже подробный отчёт отправлю.
— У меня есть на неё компромат. Мы можем как-то его использовать против Самойлова и в наших интересах?
— Надо подумать, как можно обыграть ситуацию. Отец в дочери души не чает. Может, получится заставить играть по нашим планам.
— Организуй мне встречу с Самойловым. В самое ближайшее время.
В голосе Севастьянова прозвучал металл, что безопасник невольно поёжился. Девчонку стало жаль. «Бедная пташка, ты попала в силки!» — невольно подумал он.
***
Николь выбежала из ресторана так, будто за ней гналась стая волков.
Добежав до парковки, дрожащими руками открыла дверь автомобиля.
В уютном и любимом салоне автомобиля, уронив голову на руль, она дала вволю слезам.
Рыдания сотрясали худенькие плечи. Она вновь всё испортила!
И подвела не только себя, но и Кэтрин, которая так старалась помочь
Слёзы лились и лились. Самое обидное, что направляясь на встречу, Николь была уверена в себе.
Уверена, что она справится со своей ролью.
Она получила от Кэтрин чёткую инструкцию, как себя вести, что говорить.
Смотря в зеркало, она тренировала взгляд, полный раскаяния и сожаления.
Она заготовила текст, умоляющий простить её.
Заходя в ресторан, она напустила на себя виноватый вид.
Вся подготовительная часть моментально улетела в тартарары, стоили ей увидеть его.
Николь приходилось здесь бывать, она знала, что ресторан достаточно большой. А если Севастьянов забронировал отдельную вип-комнату, его точно не найти.
Поэтому она сразу подошла к девушке –хостес, сообщила, что назначена встреча с Севастьяновы и где его можно найти.
По поведению девушки было понятно, что она в курсе, она сразу повела Николь за собой.
К её удивлению, Севастьянов занимал место в общем зале, напротив огромных панорамных окон.
В расслабленной позе он задумчиво глядел в окно.
Сердце Николь сделало кульбит, пульс участился. Мысли невольно вернулись к прошедшей ночи, напомнив, как Николь стонала