В комнате постоялого двора изменений особых не наблюдалось. Не считать же за таковое то, что Оливарес теперь не похрапывал, а тоненько посвистывал, но все также во сне. Подумать только, если бы я не спас тогда его от гравидийцев, скольких неприятностей мог бы избежать…

Поэтому появление наше заметил только грустящий Шарик. Заметил он не только появление. Забравшись на плечо, сразу принялся возмущаться:

— Стоит тебя куда-то отпустить одного, и ты сразу цепляешь метки как бездомная собака блох. Причем не простые, а божественные. Да еще и сразу две. Это полнейшая безответственность.

— Они сами, — попытался я оправдаться. — Да-да, я знаю, что сами только кошки родятся. Но первую нам вручили по ошибке, а вторую, когда попытались снять первую.

— Надо воздать хвалу Всевышнему, что вы оставили на этом попытки. На что метки-то?

— Божественное благословение на счастливый брак с донной Болуарте и на освобождение герцога Болуарте.

Шарик вытянул одну из лап и принялся задумчиво изучать на ней коготь, намекая, что нет девушки — нет и меток. Но решение проблем таким способом создает только новые проблемы, причем в геометрической прогрессии. Если герцога Болуарте до сих пор не казнили, то с высокой вероятностью он выйдет на свободу и начнет интересоваться судьбой дочери. И я не исключаю, что поиски приведут его ко мне. И если мечта Шарика по устранению неугодной ему человеческой самки исполнится, то в лице герцога я получу настолько серьезного противника, что проще его будет сразу убить, не дожидаясь пока он во всем разберется. А так — готовый союзник, если Исабель его убедит в том, что это выгодное дело. Пытался же он пристроить дочь за младшего гравидийского принца? Значит, не будет возражать против единственного мибийского. Осталось только придумать, как вытащить отца невесты. На этот счет у меня были мысли, проверить которые я смогу только на Сангреларе. Возможно, это окажется не таким уж сложным делом.

Серхио и Хосефа пришли вскоре после нас, причем навьючен был мой компаньон как грузовой мул. Хосефа, сменившая халат на приличного вида платье, тащила тюки, казавшиеся куда легче, чем те, что были у Серхио.

— Немного одежды прикупили, — пояснила она, когда заметила, что мой взгляд задержался на ее поклаже. — Серхио сказал, что вы, дон Алехандро, не будете возражать, если я прикуплю сменной одежды для себя и донны.

— А для меня? — возмутился проснувшийся Оливарес. — Обо мне вы забыли?

— Вы, дон Уго, подберете что-нибудь по месту.

В этом я был уверен. Если убежище стоит законсервированным, то там и с вещами дона Леона ничего не случилась. А хламида, в которой мне запомнился мой первый учитель чар, ничем не отличалась по покрою от хламиды на Оливаресе, а по ткани, возможно, была и покачественнее. Не выглядела одежда дона Леона ветхой или грязной, а это значит, что у него была как минимум одна смена. Наверное.

Я вспомнил, что сам дон Леон так и остался в своем убежище, а значит, его нужно будет похоронить подобающим образом. На кладбище Бельмонте — единственном доступном нам кладбище. Заодно и на свою могилку посмотрю. А то два раза был — и ни разу не зашел посмотреть. Непорядок.

— Ну разве что по месту, — скривился Оливарес. — Чего ждем тогда? За порталистом послали?

— Вас ждем, дон Уго, не хотели мешать вашему отдыху.

— Да я согласен и не просыпаться, — мрачно сказал он. — Все равно впереди одно беспросветное дерьмо. Кем я был? Крупнейшим и уважаемым специалистом по проклятиям. А кем стал? Беглым государственным преступником.

— Посмотрите на это по-другому, дон Уго. Государственные преступники — это те, кто на нас злоумышлял. И они непременно за это ответят. Серхио, спустись к хозяину постоялого двора, пусть он кого-нибудь отправит с запиской к порталисту.

— Да я сам схожу, дон Алехандро. Во-первых, недалеко, а во-вторых, буду уверен, что он пройдет со мной и не отправит при этом записку в стражу.

— И то правда, — согласился Оливарес. — Нынче ни в ком нельзя быть уверенным.

Интерлюдия 2

Охеда выслушивал Карраскилью и не мог понять, кто из них сбрендил: он или придворный маг. Да с единственного наследника Рамона Третьего пылинки нужно было сдувать, а не отправлять его от двора подальше на границу. Где его смогли достать и уничтожить. Впору было хвататься за голову, поскольку в данной ситуации Охеда не мог больше ничего.

— Я бы понял, если бы это устроил Оливарес. В его возрасте мозги начинают работать причудливым образом. Но вы, дон Карраскилья, вы всегда казались мне разумным человеком.

— Оливарес был очень убедителен, когда просил оставить все это в тайне, — смущенно сказал Карраскилья.

— Скорее, хотел в обход меня представить наследника королю, — недоверчиво заметил Охеда и был не так уж недалек от истины, потому что глаза придворного чародея забегали по сторонам, не желая смотреть прямо. — И чего в результате добились? Оливарес мертв, наследник мертв…

— Донна Болуарте мертва, — продолжил Карраскилья перечисление.

— Донна Болуарте? Исабель Болуарте?

Карраскилья неохотно кивнул.

— Мы как раз успели договориться, что она приезжает в Стросу…

— Как она там оказалась?

— Дон Алехандро вывел ее с Сангрелара, когда их хотели принести в жертву ради гравидийского принца.

— В замке Бельмонте? — уточнил Охеда.

— В нем.

— Интересное дело вырисовывается, — потер было руки Охеда, но тут же вспомнил, что лицо, с которым могло вырисоваться дело, мертво. А точно ли мертво? — Вы уверены, дон Карраскилья, в смерти Алехандро? Все же человек, выживший во время двух жертвоприношений, находится под покровительством Всевышнего и не может глупо умереть от рук убийц донны Болуарте.

Карраскилья аж подпрыгнул на стуле от неожиданности. Или от возмущения?

— Какие убийцы донны Болуарте? На них была форма нашей армии.

— Дон Карраскилья, — укоризненно посмотрел на него Охеда. — Вы меня сегодня только и делаете, что удивляете. Какая разница, за кого они себя выдавали? Нужно смотреть, кому выгодно. А выгодно Гравиде. Донна Болуарте живая для них была опасна, а живой дон Алехандро для нас был необходим, потому что наш