они смотрели в другую сторону. В конце концов, вы просто можете подойти к ним с невинным разговором, потом завизжать: «Мышь». Главное, укажите в угол поближе к двери. Мне хватит секунд десять, чтобы проверить.

— Я не боюсь мышей, — оскорбилась Исабель.

— От вас и не требуется их бояться. Требуется только визжать.

— Визжать я тоже не умею. Это недостойно благородной донны.

— Тогда просто скажите: «Мышь» и падайте в обморок. Желательно на сеньора, а то он может не сориентироваться и не поймать, и тогда вы ушибетесь.

Исабель опять обернулась, в этот раз я обернулся вместе с ней. Парочка таращилась на нас как завороженная ни на что не отвлекаясь. Не заботятся монахи о клиентах. Могли бы какие-нибудь фантомные развлечения запустить, чтобы посетителям было на что смотреть, кроме как друг на друга.

— Он мне не нравится.

— Вам с ним детей не крестить.

— В смысле? — Она повернулась ко мне. — Крестить — это как?

— В смысле, вы его сегодня видите в первый и последний раз. И ее тоже, — уже с раздражением ответил я. — Исабель, время идет. Появятся монахи — ничего не успеем. Придется задерживаться и получать еще одно благословение. А мне и одного много, с такими ценами.

— Хорошо, — вздохнула донна с видом особы, делающей мне глубокое одолжение. — Но потом вы мне покажете все, что найдете в тайнике.

— Там, может, уже ничего нет.

— Тогда не покажете, — легко согласилась она и наконец пошла к молчаливым зрителям нашего тихого разговора

Я же подтянул медальон к горловине рубашки и притворился, что любуюсь картиной, которая висела почти над нужным кирпичом. К слову, картина была тошнотной, художник наверняка рассчитывал, что мы проникнемся местом, куда попадают грешники, и постараемся не грешить. Или в крайнем случае — успеем искупить грехи. Золотыми доранами, разумеется, — на это намекало изображение монаха с чашей для даров.

— Вы не знаете, как долго нам придется ожидать? — мило защебетала за моей спиной Исабель.

— Понятия не имеем, — неприязненно ответила ей девица.

— Мы здесь впервые, — более спокойно ответил ее спутник.

— Ой, что это? — вполне естественно испугалась Исабель. — Мышь?

— Мышь⁈ Где?!!

Исабель визжать не пришлось, за нее это сделала девица и так качественно сделала, что, когда я обернулся, все внимание было уделено углу в трапезной, а на меня никто не смотрел. Девица же голосила как пароходная сирена, заглушая все и вся. Я торопливо вытащил медальон падре и приложил к стене. Она оказалась не кирпичной, а покрытой плиткой, его имитирующей. Одна сдвинулась в сторону, и я извлек из обнажившегося тайника несколько свитков и небольшой мешочек. Все это мгновенно перекочевало ко мне за пазуху. Плитка же, после того как я ее сдвинул назад, встала на место, как будто и не открывалась.

И все это время девица голосила так, что уши закладывало. Исабель стояла, скромно сложив руки на груди и делая вид, что она вообще тут ни при чем. Вот что значит правильно мотивировать других на выполнение задачи. Сразу видно, что дочь герцога воспитывали правильно.

Долго любоваться на эту картину мне не пришлось, потому что в комнату вломился монах, наверняка решивший, что тут кого-то убивают. В отличие от падре Хавьера этот был худой, но жилистый. На силу он не полагался, потому что в руках его формировались какие-то неприятные чары. Исабель испуганно ойкнула, теперь уже не наигранно, и попятилась ко мне. Я же, напротив, прошел к ней: и чтобы поддержать, и чтобы отвлечь внимание от стены. Хотя смотреть там, конечно, уже не на что…

Сеньорита, впечатленная появлением монаха с чарами на изготовку, наконец замолчала. Тишина показалась настолько оглушительной, что я начал опасаться, что посторонние услышат, как похрустывая трутся друг о друга и о медальон свитки на моей груди.

— Что происходит? — спросил монах, поворачивая голову от нас ко второй парочке и обратно.

— Мышь, — коротко ответил парень.

— Где?

— Убежала, наверное…

И умерла от разрыва сердца в своей норке. Никакая мышь не выживет после столь суровой голосовой атаки. Этой повезло, что ее никогда не существовало.

— Нас скоро благословят? — чуть подрагивающим голосом спросила Исабель.

— Ждите, глава занят, — ответил монах и вышел.

— Получилось? — шепнула подошедшая Исабель.

— Получилось, — подтвердил я. — Можно уходить.

— Нельзя без благословения.

— Почему это?

— Запомнят, что заплатили и ушли, ничего взамен не получив.

— Можно поскандалить и потребовать вернуть деньги.

Словно в ответ на мои слова, в трапезную вошли два монаха. Один нес блюдо с пирожками, другой поднос, на котором стоял кувшин и четыре стакана, по числу ожидающих. Они молча выставили на стол и вышли. Вот и думай, нам это или не нам? С одной стороны, за те деньги, что мы выдали ради попадания в это помещение, могли бы и побольше принести. С другой — а кто сказал, что это вообще нам и в случае, если мы зажуем, не выяснится, что пища здесь слишком благословенная, чтобы выдавать ее без дополнительной платы? Парочка, которая так и сидела на противоположной от нас стороне, наверняка решила так же, потому что на еду они только посмотрели, но даже движения в ее сторону не сделали. Из опасения? Я подумал еще и о третьем варианте: когда в еду добавляют разные нехорошие вещества. После последнего визита к Ортис де Сарате я для себя решил — никакой еды где попало, только в местах, в которых уверен.

Просидели мы еще час, за это время к нам добавились еще две пары. И то, что все они были именно парами — юноша-девушка, честно говоря, меня немного напрягало, настолько, что я не удержался и спросил Исабель:

— На что обычно получают благословение?

— На счастливый брак, разумеется. Поэтому я и уточняла, что нам — на исполнение Замысла.

— А зачем? Я имею в виду, зачем нужно благословляться на счастливый брак?

— Затем, что такой брак всегда счастливый.

— Да ну? — недоверчиво сказал я. — Почему же тогда здесь нет паломников, желающих получить такое благословение?

— Меня удивляет, Алехандро, что вы не знаете простейших вещей, — бросила Исабель.

— Я рос вдали от цивилизации, многое упустил из виду. Так все же, почему в таком случае здесь так