— Пахнет очень вкусно, где-то недавно мне встречался этот запах. Что это?

Волк начинает хохотать.

Глава восьмая

— Извини, просто я, наверное, кое-что осознал до конца только сейчас. Все в порядке, у меня настроение поднялось, — отсмеявшись говорит Илья. — Это запах нероли.

— А, ясно, — слава богу, а то мне уже стало немного не по себе. — Это же цитрус, да?

— Да, Зайка. Это апельсин, — все еще посмеиваясь, Волк заводит машину и выруливает на дорогу.

— А куда мы едем? — догадываюсь я спросить.

— Сегодня открывается выставка одного моего знакомого художника. Если ты не возражаешь, то я бы хотел побывать на ней с тобой. Там и атмосфера приятная, и тебе спокойнее, будет много людей вокруг. Ты же видишь меня впервые, — он опять смеется. — А вдруг я маньяк?

Об этом мне стоило подумать раньше. Об этом, а не о стержнях и морковках.

— Не возражаю.

На самом деле, мне ужасно любопытно. Я никогда не была на художественных выставках, только в театрах и в кино, но очевидно, что и то, и другое для первого свидания вариант неудачный. А так, для меня это целое событие, настолько я стала далека от светской жизни. Получается, не только посмотрю на людей, проведу время в приятной компании, но еще и окультурюсь.

— А ты тоже человек богемы? — прощупываю я почву.

— Нет. Рисую я хорошо, но быть художником — это не мое. Я, скажем так, поддерживаю некоторых представителей.

— А мы вот едем на эту выставку. Там, вообще, что? Я совершенно не разбираюсь в современном искусстве.

— Я бы не рискнул отнести это к искусству, давай называть это точкой зрения, — хмыкает он. — Собственно этот парень, художник, на чью выставку мы катим, как раз наоборот копирует манеру старых классиков. Прерафаэлитов любит…

И всю дорогу до выставки Илья охотно и без лишнего пафоса отвечает на мои вопросы. С эрудицией у него все в порядке, и беседа течет интересная и непринужденная.

За разговорами мы доезжаем до галереи. Боже! Кто бы знал, что столько людей мечтает приобщиться к искусству в праздничный день! Не протолкнуться!

Серьезно, без такого внушительного спутника, который как волнорез разделяет толпу, я бы не решилась сюда сунуться! Меня бы просто затоптали с моими скромными габаритами. А перед Ильей народ сам расступается.

Чувствую женскую гордость за своего спутника. Даже постреливаю глазами по сторонам, все ли видят, насколько шикарен мой спутник, который все также крепко держит меня за руку? Хватка Ильи не ослабевает, но меня все устраивает. Выходит, что он не только меня себе присвоил, но и стал моей защитой.

Сама выставка мне тоже нравится, в основном представлены, конечно, картины, но в некоторых залах еще установлены инсталяции. Мы подолгу замираем перед каждым экспонатом, я делюсь своими эмоциями и размышлениями, а Илья дает почти профессиональные комментарии. Легкое общение и фужер шампанского приводят к тому, что время для меня пролетает незаметно.

Только лишь когда к нам подходит молодой мужчина с кудрявым пучком на голове, кажется, это называется мэн баном, я бросаю взгляд на наручные часики. Ого! Уже почти шесть!

— Илья, представь меня своей прекрасной спутнице! — он приветливо улыбается и без всякого стеснения меня разглядывает.

— Ирина, — обращается Волк ко мне. — Познакомься, это и есть автор всей этой мазни. Никита Богданов. Любить и жаловать его вовсе не обязательно.

С любопытством смотрю на первого в моей жизни живого художника. Приятный, постарше меня, помоложе Ильи. По телосложению он, правда, больше похож на кузнеца, но что я, в конце концов, знаю о художниках?

— Вот так всегда. Ирина, не слушайте его. Не сочтите за банальный комплимент, но у вас такой необычный типаж, столько индивидуальности… Потрясающе! Я все никак не могу завершить одно полотно, не удается найти подходящую модель. Не откажите попозировать.

Не успеваю ничего ответить, как Волк сурово уточняет:

— Это что там за полотно? Я надеюсь, не то, о котором я подумал?

— «Оголенная блудница с ликом ангела предается разврату при лунном свете», — на одном дыхании и голубом хитром глазу выдает Богданов, а я закашливаюсь.

— Хрен тебе, а не лик ангела, — отрезает Илья. — Ищи себе свою блудницу в другом месте!

— Друг мой, неужели ты подумал, что я способен на подлость? Я, разумеется, с удовольствием бы попытался добиться внимания Ирины, но уводить девушку у спонсора, это как минимум недальновидно, — смеется Никита. — Но, может, ты хотя бы сам нарисуешь мне эскиз?

— Нарисую, но тебе точно не покажу. Облезешь.

— Варвар! Ирина, если вы его бросите, приходите ко мне. Я вас увековечу.

— Еще одно слово, — ворчит Илья, — и я сам тебя увековечу. В мраморе.

Богданова кто-то окликает, и он посмеиваясь нас покидает.

Мы тоже решаем, что искусства с нас на сегодня хватит, и отправляемся в гардероб.

— Чего загрустила? — спрашивает Волк, заметив, что я по пути притихла.

— Про позирование задумалась. Это, наверное, интересный опыт…

— Это тяжелая работа — раз, и маленьким белым пушистым зайкам не стоит показывать свой хвостик кому ни попадя — два.

— А кому можно? — хитро спрашиваю я. Мне нравится, как он меня сейчас отчитывает.

— Никому, — резко отвечает он. — Только у меня эксклюзивные права на зайкин хвост.

— А с чего ты взял, что у тебя монополия? — исключительно из чувства противоречия уточняю я у насупившегося Волка.

Остановившись посреди пустого павильона, он поворачивается ко мне лицом.

— Я так решил. Очень мило, что ты все еще делаешь вид, что у тебя есть выбор, — усмехается Ильи, заправляя мне прядь за ухо.

До сих пор Волк вел себя крайне интеллигентно, руки не распускал, не пошлил, все строго шестнадцать плюс.

Только двусмысленные словесные намеки и туманные метафоры, от которых меня бросает в жар, потому что с воображением у меня все хорошо. Воочию представляю облизывающуюся волчью пасть над заячьим хвостиком. «Зайка, зайка, а ведь я же говорил…»

А сейчас Илья смотрит на меня своими темными глазами, кажущимися бездонными, они словно затягивают меня, обещают что-то, и я перед ними совсем беспомощна. Абсолютно беззащитна.

— Но я тебя понимаю, — продолжает он чуть севшим голосом. — Сам не люблю верить на слово.

Не выпуская моей руки, Волк делает шаг назад, и я покорно следую за ним. Он толкает дверь, оказавшуюся за спиной, и тянет меня за собой туда. Мы оказываемся в каком-то кабинете. Кажется, на двери была табличка, но кто на нее смотреть будет?

— Все нужно проверять, — голос