И уж точно не подозревала о его фетишизме и озлобленности на женщин.

Поскольку ее родители яростно сопротивлялись их отношениям с Джерри, влюбленные решили, что, если она забеременеет, им позволят пожениться. Дарси забеременела практически сразу, и через шесть недель состоялась свадьба.

Дарси была на седьмом небе от счастья. Она не считала, что вышла замуж «по залету», раз они планировали беременность с будущим мужем – таким заботливым, да еще и с успешной карьерой.

Джерри испытывал громадное облегчение. Он очень боялся, что Дарси познакомится с его братом и предпочтет ему Ларри. Поскольку до этого Ларри доставалось все хорошее в его жизни, он был уверен, что и Дарси он тоже отберет.

В 1962-м у молодоженов родилась дочь Меган, и первые три года их брака прошли безоблачно. Джерри легко устраивался на работу, но за должности не держался. Это не беспокоило Дарси, поскольку он всегда мог перейти на другое место. Он тратил много денег на подарки ей по праздникам и годовщинам, оставался заботливым и ласковым. Постоянно занятая с ребенком, она пока не понимала, что оказалась пленницей в собственном доме.

Она не знала, что, когда говорит мужу нечто, «вгоняющее его в депрессию», он отправляется на охоту и крадет женское белье и туфли, чтобы почувствовать себя лучше. Она не замечала его вспышек, которые «до чертиков пугали» их знакомых.

В интимной сфере Джерри тоже руководил. Дома они ходили исключительно голыми. Продолжали «носиться по дому без одежды», пока Меган не подросла и не начала ходить. Тогда Дарси стала стесняться разгуливать перед дочкой нагишом.

Джерри, по-прежнему увлеченный фотограф, настаивал на том, чтобы снимать Дарси обнаженной, а порой делал это без ее согласия, втайне. Он сделал несколько ее фото до свадьбы, а потом и в брачную ночь. Ей было неловко, но он заверил ее, что теперь она его жена и это совершенно нормально. Она была не против черно-белых снимков, потому что он проявлял их сам, но возражала насчет цветных. У Джерри и на это был ответ. Он объяснял, что, если первой и последней сделать фотографии какого-нибудь пейзажа или еще чего-то невинного, никто и не взглянет на остальные. В больших лабораториях проявляют столько пленок, что у персонала нет времени рассматривать все подряд.

– Дарси, – убеждал ее он, – они могут взглянуть только на первый и последний кадр, не более.

Она уступила, но ей это по-прежнему не нравилось.

Позы, которые Джерри предлагал, тоже были странные. Он заставлял обнаженную Дарси кататься на трехколесном велосипеде Меган – то к нему, то от него. Ягодицы Дарси свисали с крошечного сиденья, груди висели над рулем. Когда она увидела отпечатанные снимки, то вся сморщилась. Она просила мужа порвать их, и он пообещал так и сделать.

Но не сделал.

Муж обращался к ней с неожиданными просьбами. Например, позировать ему, сидя на полу, с чулком на голове, натянутом до шеи, отчего лицо превращалось в подобие гротескной маски. И, конечно же, она была обнаженная. На некоторых снимках на Дарси были только туфли из лаковой черной кожи на шпильках.

Однажды эти фотографии вместе со многими другими станут вещественными доказательствами. Застенчивая Дарси Брудос, страдавшая из-за того, что в фотолаборатории могут увидеть ее голые фото, и представить не могла, что ее наготу выставят на обозрение множества незнакомцев и что в суде ее спросят, зачем она соглашалась позировать подобным извращенным образом.

Точно так же она не могла представить, что ее интимная жизнь с Джерри станет объектом пристального внимания и изучения.

Даже когда они не фотографировались, Джерри хотел, чтобы Дарси ходила в туфлях на каблуках – не только на улице, но и дома. У нее болела от них спина и колени. Она пыталась объяснить это Джерри, но от ее аргументов он погружался в депрессию.

В каком-то смысле – хотя тогда она этого не сознавала – Дарси Метцлер Брудос стала той самой девушкой из фантазий шестнадцатилетнего Джерри Брудоса, которую он хотел спрятать в секретном тоннеле и заставить выполнять любые свои желания.

Обычно они хорошо ладили. Дарси привыкла подчиняться. Раньше ею командовал отец, а теперь муж. Она немного побаивалась его, хоть и не могла сказать почему. Раз за разом она уступала настояниям супруга, брак с которым поначалу описывала как «очень хороший», а потом, по прошествии трех или четырех лет, начала считать «каким-то странным». Застенчивая миниатюрная молоденькая женщина хотела всего лишь иметь счастливую семью – но эта перспектива постоянно от нее отдалялась.

Дарси больно было видеть, что Джерри отстраненно и холодно относится к их дочери. «С Меган он держался совсем неласково». Если малышка пыталась забраться к Брудосу на колени или поцеловать его, он всегда ее отталкивал. Он избегал любого физического контакта с собственным ребенком, и Меган казалось, что отец почему-то ею недоволен. Однажды, в порядке исключения, Брудос повел Меган на пруд посмотреть уток, и ребенок был счастлив получить от него толику внимания, но это произошло всего раз, а потом Брудос снова спрятался за невидимую стену, которую возвел между Меган и собой.

Дарси задавалась вопросом, не ревнует ли он к дочери, на которую она тратит все свое время. Возможно, этим действительно отчасти объяснялось его поведение. А может, он не доверял себе в отношениях с ребенком женского пола и ощущал к ней противоестественное влечение. Если последнее было правдой, Меган спаслась от чего-то куда более худшего, чем равнодушие.

В глазах Брудоса Дарси была идеалом. Он успешно удерживал под спудом свою тягу к насилию, и, если бы она оставалась такой же покладистой и полностью управляемой, статус-кво в их браке сохранялся бы дольше.

Но вышло по-другому. Джерри стали раздражать любые мелочи. Крошечные ошибки разрастались у него в голове до предательств гаргантюанских масштабов.

Брудосы постоянно переезжали с места на место; за семь лет брака они сменили около двадцати съемных домов. Из Корваллиса в Портленд, потом назад, потом, ненадолго, в Салем. Дарси привыкла паковать вещи и переезжать, но всегда боялась новости, что снова надо собираться. Она знала, что Джерри отличный специалист по электронике, и не волновалась, что он не найдет работу. Но ей хотелось иметь собственный домик, нечто постоянное, где она сможет развесить шторы и высадить луковицы на клумбе, зная, что будет здесь, когда из них проклюнутся цветы. Но так никогда не получалось; к приходу весны они уже были