лохмотья, добавляет: – У вас есть место жительства?

Мотаю головой, и он ставит галочку в формуляре в блокноте.

– Дата рождения?

– Тридцатое, седьмой, шестьдесят девятый.

– Семья? Ближайшие родственники?

– Никого. Мать умерла. Отец тоже.

– Ладно, – говорит он, бросая озабоченный взгляд на мою голову, – а что тогда здесь произошло?

Пытаюсь раскопать все, что осталось в памяти. Ведь что-то случилось, но я не могу сразу сообразить. Там был человек. Бутылка.

– Поскользнулся, – отвечаю я.

Женщина в доме вытеснила все остальное, и я в своем расшатанном состоянии не понимаю, стоит ли мне что-то скрывать. Я бы мог спасти ее. Становлюсь ли я тогда так или иначе виновным в убийстве?

Он записывает что-то в блокнот, смачивая языком кончик ручки.

– Где?

Встаю, опираясь на дверь, чтобы получше его разглядеть. Он молод. Его лицо светится юностью.

– Где поскользнулся? Без понятия.

Он с подозрением смотрит на меня.

– В парке, – спешу тут же уточнить, – в Гайд-парке.

Слегка улыбается и проводит рукой по волосам. Светлые – под утренним солнцем они отливают золотом.

– Как это случилось?

– Я же сказал вам. Упал.

Чувствую, как во мне закипает раздражение.

Он сглатывает и снова смотрит на меня – ручка наготове.

– И как же все-таки? – спрашивает он. – Почему вы упали?

– Я не знаю. Было мокро. Я упал.

– На что вы упали?

– На землю, – щурюсь я в ответ на его настойчивость. – Какое это имеет значение?

– На траву? – продолжает он.

– Да. Офицер, послушайте, мне уже лучше. Я бы хотел уйти, – говорю я и пытаюсь подняться на ноги.

Ловлю на себе взгляд молодой женщины, которая в этот момент проходит мимо. Ей всего лишь любопытно; она, наверное, возвращается домой с вечеринки, но даже этот брошенный походя взгляд создает некую эмоциональную связь, которую я ощутил.

– Стойте, вот и парамедики, – говорит он, махнув приближающейся на всех парах карете скорой помощи.

Он снова усаживает меня на землю и продолжает расспросы, пока машина не останавливается.

– Я не понимаю. – Он втягивает носом воздух.

Мое сердце на секунду замирает.

– Что? Не понимаете что?

– Как вы порезались, упав на траву?

Я закрыл глаза.

– Я упал на траву, но ударился об угол скамейки, пока падал.

В этот миг у меня в голове проносится картинка падающей женщины, ее ноги беспомощно подламываются под весом тела. Голова бьется об угол стола. Он записывает мой ответ, а затем идет представиться бригаде парамедиков. Их двое – мужчина и женщина, – и держатся они на удивление свободно. Слишком они легкомысленны для скорой помощи.

– Привет, Ксандер, так ведь? – радостно восклицает женщина, подойдя ко мне.

Она широко улыбается не только ртом, но и глазами – так, что я могу разглядеть зеленые пятнышки в коричневых радужках.

– Я просто задам несколько вопросов. Вы можете назвать свое имя?

Я вздыхаю.

– Зачем спрашиваете, если и так его уже знаете?

– Тогда запишу, что вы в сознании и отвечаете на вопросы, – так же радостно продолжает она и, надев мне на указательный палец пластиковую прищепку, замеряет пульс. – Мы быстренько отвезем вас в больницу на обследование. С травмами головы лучше не шутить.

Снимаю прищепку с пальца и встаю. Все это мельтешение, свет от мигалки, шум – от них кружится голова и начинает мутить.

– Для этого нужно мое согласие?

– Да, – отвечает она, – но благоразумным на вашем месте было бы…

– Отлично, – прерываю я, кутаясь в пальто. – Тогда я никуда не еду.

Глава седьмая

Среда

Сижу на краю больничной койки, а медсестра промакивает мне голову. Затем она уходит и снова появляется с небольшим набором, похожим на хирургический. У нее такие голубые глаза. Если б меня хватило еще на несколько шагов, перед тем как подкосились ноги, меня бы здесь не было.

– Сейчас наложу пару швов, – говорит она.

Тон у нее веселый, чуть ли не игривый, чтобы не было страшно.

– Надеюсь, шрам быстро заживет. Просто сиди ровно, вот умница. Так.

– Спасибо, – отвечаю я. – Это было совсем не обязательно.

– Здесь у вас кровоточит. Вам бы всю одежду залило кровью, – говорит она.

Ее мысли не поспевают за голосом, и она слишком поздно это осознает. Делает вид, что и правда думает, будто мою одежду еще можно испортить пятнами крови.

Мои джинсы были во вполне приличном состоянии, когда я достал их из ящика для переработки в супермаркете. Похоже, сегодня одежду выбрасывают почти новой – только ради места в шкафу. Когда я нашел эту большую красную рубашку в клетку, на ней даже были все пуговицы. А серый джемпер – как ни странно, из кашемира – наследство от моей прошлой жизни. Храню его потому, что теплый, а вовсе не из сантиментов. Мое пальто из благотворительного магазина. Зима тогда выдалась суровой, холоднее нынешней, и я, собрав немного подаяния, зашел в магазин за носками. А вышел с этим тяжелым шерстяным пальто. Сотрудники магазина пожалели меня, а я в тот день слишком замерз, чтобы гордо отказываться.

– Далеко вам до дома? – спрашивает она, не прекращая работы.

И тут же замирает, медленно закрывая глаза.

– Моя кровать – весь мир, – отвечаю я так радостно, как только могу.

В этот момент я дергаюсь, и подо мной рвется бумажная подстилка на койке.

– Простите меня, – говорит она, заканчивая зашивать, – вам действительно некуда пойти, даже на одну ночь?

Встаю с кровати и потираю ладони. Хочется пожать ей руку, но на моей коже столько грязи, что не решаюсь. Вижу в углу небольшую раковину; отправляюсь к ней, включаю локтями сразу оба крана. На белый фарфор льется поток коричневой воды.

– Спасибо вам за это, – указываю себе на голову. – Теперь буду в порядке. У меня неподалеку живет друг, остановлюсь у него.

У меня и правда когда-то неподалеку отсюда был друг.

Вот он – улыбается – Себ. Кидали друг другу фрисби во дворе напыщенного исторического дома. Руки его загорели после лета на семейной вилле. Он бросал диск – тот взлетал высоко, планировал мимо меня и плавно приземлялся у двух пар ног. Нины и Грейс. Как давно это было!

Закрываю глаза.

– В первые пару дней возможно легкое головокружение, но вряд ли тут что-то серьезное, – говорит медсестра, и я снова возвращаюсь. В больницу.

Вытираю рукавом глаза. Женщина из того дома, с красным пятном на белой блузке, расталкивает все остальные мысли.

– Ой, поосторожней, – вскрикивает она, – вы сдерете швы.

– А вы что, зашили мне глаз?

Я сажусь и кончиками пальцев провожу по брови.

– Да. Не волнуйтесь. У вас могут возникать периодические провалы в памяти. Все будет хорошо,