большая домоседка. – Кажется, мама почти уверовала в собственные слова.

– Хау! Откуда ты можешь знать, ну откуда? – восклицает тётушка Грейс. – Ты же постоянно таскаешься на эти свои церковные сборища! – Остальные женщины согласно кивают.

– Энх, она как раз и намыливалась туда, когда мы появились, – говорит одна из женщин и встаёт рядом с тётушкой Грейс. – В церковь ходишь, а за девушкой присмотреть не в состоянии. Ты всё прошляпила, а теперь уж поздно.

– В каком смысле? – не поняла мама.

Женщины все вместе оборачиваются к ней. Мама редко перечит Тате или его сёстрам, и в этих словах даже нет особого вызова, но я затаила дыхание.

– Что ты сказала? – ошарашенно переспрашивает тётушка Грейс.

– Для чего поздно? Ребёнок уже в утробе, и ничего тут не поделать. – Я знаю, что мама лукавит про собственное неведение, и по её сосредоточенному лицу понимаю, что сейчас она опять расковыривает кожу возле ногтей.

Наступившую тишину прорезал хохот одной из сестёр.

– Послушай, женщина Тонга, может, ты и разбираешься в своей вере, но только не в женских делах. Эту юную девушку обрюхатили, и мы могли бы принять меры до того, как она… – Женщина не договорила свою мысль, но остальные, кроме меня, конечно, всё поняли. Я отодвинулась от окна. Это был ещё один какой-то очень взрослый секрет.

– Ну ладно, – заключает тётушка Грейс, по-командирски хлопнув ладошами. – Что сделано, то сделано. Надо двигаться дальше.

Сзади подскочил Али и крикнул мне в ухо:

– Ты почему ушла?

– Тсс, тут у Бо Шитали большие проблемы, – сдавленно шепчу я.

– Да? А что такое? – Глаза у брата стали большими, как блюдца.

– Тише. – Приложив палец к губам, я снова поворачиваюсь к окну.

– А ну-ка, пошли отсюда, – рявкнула одна из женщин, и нас с Али как ветром сдуло, хотя эти слова были обращены вовсе не к нам. Но всё равно Али рванул на кухню, а я пошла «нюхать цветочки».

Через пару минут на крыльце появляется Бо Шитали в плотном кольце из четырёх старших сестёр, процессию замыкают мама и тётушка Грейс. Уже холодает, низкое солнце целует землю, окрашивая её в рыжие тона. Бо Шитали зябко ёжится в бананово-жёлтом свитере, обхватив себя руками. Спустившись по ступенькам, вся процессия направляется в сторону автобусной остановки, и тогда я принимаю решение проследить за ними. Добравшись до остановки и встав под козырёк, женщины поджидают автобус. Прямо над ними, зацепившись за провода, в воздухе трепыхаются два воздушных змея. Наконец подъезжает автобус, и, свесившись с подножки, молодой кондуктор спрашивает: «Вам в центр?» Женщины дружно кивают и забираются в автобус. Тот трогается с места, выпуская клубы чёрного дыма, и Бо Шитали остаётся одна на остановке. Когда автобус уезжает, она беспокойно оглядывается, и я вынуждена срочно пристроиться за женщиной, несущей на голове блюдо с дымящейся кассавой. Мне хватило всего полминуты, чтобы потерять Бо Шитали из вида.

Но вот в конце улицы мелькает жёлтый свитер, и я продолжаю слежку. Бо Шитали свернула направо, двигаясь в сторону рынка, а я за ней. Она шагала по лабиринту из навесов, павильонов и прилавков, и я тоже. Я двигаюсь вдоль забора, и в нос ударяет резкий запах мочи. Навстречу мне бежит малыш: большая, на вырост, футболка парусом раздувается на его спине. Малыш убегает от своей мамы, а может, старшей сестры. «Догоню-догоню!» – кричит молодая женщина, а малыш заливается весёлым смехом. Я вспоминаю собственные игры в догонялки, когда я ещё была одна у мамы и у неё не было столько забот.

Ещё поворот налево, потом направо, и территория рынка закончилась. Впереди, как ориентир, маячит жёлтый свитер Бо Шитали, я не должна её потерять, иду следом. Вот мальчишки пускают бумажные кораблики по вонючему ручейку канализационного стока: им всё нипочём, они счастливы при любых обстоятельствах. Бо Шитали сходит с дороги и исчезает за воротами какого-то дома. Ворота ржавые, до конца не закрываются, болтаясь на ветру. Я заглядываю во двор: Бо делает двадцать шагов и присаживается на ступеньки дома, подперев рукой подбородок. Немного так посидев, она встаёт и потягивается. И тут под её длинным цветастым платьем я вижу обозначившийся животик, и до меня начинает доходить смысл услышанных слов: «В каком смысле поздно? Ребёнок уже в утробе…», «Эта юная девушка беременна…»

Потрясённая таким открытием, я прислоняюсь спиной к воротам. Так вот в чём дело, вот почему Бо Шитали всё время спит.

Дверь в доме открывается, и я слышу, как Бо Шитали говорит, всхлипывая:

– А что ещё я должна была им сказать? – Она говорит как обиженный ребёнок, и это почти так, ведь по возрасту она скорее годится в сёстры мне, а не отцу. Мне хочется подбежать к ней и пожалеть, но что-то подсказывает, что вмешиваться нельзя.

Перебранка смолкает, из двери высовывается рука и затаскивает Бо Шитали в дом. Набравшись смелости, я вхожу во двор, миную четыре хозяйственных постройки и оглядываюсь. Из сарая выходит старик с бутылкой пива и присаживается на лавочку. Я смотрю на дверь – постучать? Боязно. Взобравшись на приступок, я прильнула к окошку. На грубой стене комнаты висит плакат: под словами «Его превосходительство мистер Фредерик Джэйкоб Титус Чилуба[36], второй президент Республики Замбия» – фото мужчины в деловом костюме, с усами и бородкой-эспаньолкой. Серебристый отблеск очков идеально гармонирует с проседью в волосах. Рядом с плакатом висит допотопное радио.

По комнате туда-сюда ходит Бо Хамфри, а Бо Шитали сидит на матрасе, потирая спину. Оба молчат. С потолка свисает лампочка на длинном проводе: от бегающих по стенам теней печка и стол кажутся ожившими чудовищами. Потянувшись к верёвочному выключателю, Бо Хамфри дёргает за него, и свет гаснет. Я щурюсь, пытаюсь что-то увидеть, но тщетно. В полной темноте слышатся ритмичное сопение Бо Хамфри и вскрики Бо Шитали, которые становятся всё громче. Эти непонятные звуки возымели на меня странное действие – почему-то заныло в промежности. Вцепившись в подоконник, я закрыла глаза, заворожённая происходящим, в пальцах покалывает, и я не могу понять, на что это больше похоже – на боль или наслаждение. Кряхтенье и стоны наконец стихли, я расцепила пальцы и с колотящимся сердцем спрыгнула на землю. И тут дверь открывается и на пороге возникает разгорячённая Бо Шитали.

– Бо Шитали, – бормочу я. Луна спряталась за облаками, но жёлтый свитер Бо Шитали подобен яркой лампе.

Удивлённо вздрогнув, Бо Шитали разворачивается и шагает к дороге, я молча её догоняю. Я уже забыла, как идти, и боюсь, что мы заблудимся, но Бо Шитали