― Я не хочу тебя огорчать, моя любимая, но я должен признаться, что тревога забралась мне в душу и не дает мне покоя. Меня очень огорчил мой верховный жрец. Боюсь, что твои слова о нем столь же умны, сколь и правдивы.

― Что же он сделал, старый хитрый Эйе? Скажи мне, и пусть тревога покинет тебя, и пусть радость озарит тебя.

Фараон не хотел огорчать свою любимую. Но он был нездоров, а главное ― он был одинок. И ему захотелось поделиться с ней своими сомнениями. Ему хотелось узнать мнение Анхесенпаамон о Хоремхебе. Ведь она знала его ещё в ранней юности, когда он, молодой полководец, уже прославился при дворе великого Эхнатона. Тутанхамон рассказал царице обо всех подозрениях верховного жреца, о его желании низвергнуть достойного полководца и даже сослать его на Синайские рудники, где рабы добывали медь, прикованные к скалам. Они были обречены на верную смерть. Фараон подробно рассказал царице о достоинствах своего полководца, о том, как разумно и умело он защищал границы великого царства и как сумел с небольшим войском отогнать кочевников, которые совсем недавно сунулись во владения фараона.

Слушая фараона, великая госпожа не переставала думать о словах Чёрного Лотоса. «Жизнь научила её предвидеть будущее, не обольщаться, не верить в пустые слова», ― думала царица. А невольница сказала, что Эйе хитер и зол и что хитрость его трудно разгадать. Значит, нельзя открыто прекословить ему, пойти против него, объявить себя противником. Но и подчиниться воле Эйе недопустимо. ›

― Мы уже не дети, ― сказала вдруг Анхесенпаамон и посмотрела в глаза фараона строгими и умными глазами. ― Мы должны с достоинством держать в руках священный жезл великих фараонов…

Тутанхамон оживился, взял руку царицы и сказал:

― У тебя мудрость твоего отца Эхнатона и смелость превеликая.

― Но мы не должны забывать о коварстве и хитрости Эйе, ― прошептала царица, пугливо озираясь: она знала, что Эйе имеет обыкновение приходить тихо и незаметно, чтобы вдруг услышать что-нибудь любопытное или увидеть что-либо запретное. ― Верховный жрец знает все, решительно все, ― продолжала свою мысль великая госпожа. ― Мы не станем ему прекословить, не будем оказывать почести полководцу Хоремхебу, но и не станем отсылать его на Синайские рудники. Скажи Эйе, что ты благодарен ему за мудрые советы, но, прежде чем осудить человека столь влиятельного и значительного, ты желаешь проверить, сколь он предан великому правителю и в чем он провинился.

― Наши мысли встретились на тропинке, ведущей к справедливости, ― сказал фараон. ― Я рад, что посвятил тебя в эту тайну. Больше никто не знает и не должен узнать об этом. Перед всеми людьми Верхнего и Нижнего Египта Эйе остается верховным жрецом, мудрым советником. Сейчас мы простим ему его странности, а потом подумаем.

Когда Анхесенпаамон собралась покинуть покои фараона, Тутанхамон вдруг воскликнул:

― Любимая, мне стало так хорошо, так прекрасно, что в голову пришли разумные мысли, и я придумал нечто…

― Что же ты придумал, мой божественный господин? Я так счастлива узнать, что тебе хорошо, что мой старый искусный лекарь помог тебе! И ещё у меня очень легко на сердце оттого, что наш верховный жрец, занятый священной церемонией, не покинул храм и не пришел к тебе. Без него у меня на сердце покой и радость. Но что придумал мой великий господин?

― Я вдруг понял, что Эйе плетет какой-то заговор и хочет кому-то причинить зло. Но моя вера в Хоремхеба непоколебима, и вот я решил: я пошлю гонца к Хоремхебу и прикажу ему не являться в Фивы до тех пор, пока я не позову его. Я дам ему понять, что мое приказание принесет ему великий дар.

― Какой дар, мой прекрасный господин?

― Самый великий дар, величайший на земле, ― жизнь. Хоремхеб достаточно умен, чтобы понять это. А гонца я пошлю тайно от старого Эйе. И на душе у меня водворится покой.

― Это очень разумно, мой повелитель! Ничего лучше не придумаешь. На этот раз Эйе не удастся сделать по-своему. Но и далее будет так же.

― Я жду тебя, мой господин, мой прекраснейший Анху, ― говорила молодая женщина своему мужу, раскладывая на маленьком низком столике все лакомства, которые любил её повелитель. ― Посмотри, какие свежие, румяные лепешки с медом. А как хороши эти печеные рыбы с кислым виноградом. И ещё здесь есть одно лакомство, о котором ты не знаешь, а сделано оно точно так же, как его делают во дворце великой госпожи.

― Что же это за лакомство? И почему ты устроила это пиршество? Разве сегодня день поклонения Амону?

― Ты так занят своей работой, так озабочен, что даже позабыл о моем обещании. А я обещала тебе пиршество в честь драгоценного ожерелья божественной госпожи. Благодаря твоему бесподобному мастерству мы владеем настоящим кладом. Посмотри, какое тяжелое ожерелье. Щедрость моей госпожи беспримерна. Когда я слышу о жадных и скаредных жрецах Карнакского храма, я ещё больше ценю свою великую божественную госпожу. Могла ли я думать, что в неволе мне будет дано такое счастье!

― В чем счастье? ― спросил, улыбаясь, Анху.

― Во всем, мой повелитель. Ведь я была рабыней и числюсь рабыней, а живу лучше знатной и прислуживаю самой прекрасной женщине на свете. Да и принцесса свободная, неплененная, не отказалась бы служить при дворе царицы. Но главное ― ты, Анху!

Чёрный Лотос грациозным движением поклонилась Анху, сидящему за работой, а затем жестом показала ему на соблазнительные яства. И Анху не стерпел, отбросил инструмент и одним прыжком очутился под навесом, искусно сделанным из листьев пальмы. Он сел.

― Я жду тебя, мой господин, мой прекраснейший Анху, ― говорила молодая женщина своему мужу, раскладывая на маленьком низком столике все лакомства, которые любил её повелитель. ― Посмотри, какие свежие, румяные лепешки с медом. А как хороши эти печеные рыбы с кислым виноградом. И ещё здесь есть одно лакомство, о котором ты не знаешь, а сделано оно точно так же, как его делают во дворце великой госпожи.

― Что же это за лакомство? И почему ты устроила это пиршество? Разве сегодня день поклонения Амону?

― Ты так занят своей работой, так озабочен, что даже позабыл о моем обещании. А я обещала тебе пиршество в