в казарму, учитель коротко объяснил мне иерархию и способ управления вампирского сообщества. Оказывается, в каждом городе, где есть хоть десяток вампиров, находится Кавалер или Магистр, который наблюдает за ними и следит за порядком. В крупных городах и столицах республик или областей находятся Гроссмейстеры, а венчает пирамиду Великий Магистр. Вампиры имели жестко централизованное управление, которое было необходимо столь малочисленной группе людей, обладающих, к тому же некоторыми сверхспособностями.

Ни один вампир не мог ослушаться своего создателя. Столь же беспрекословно птенцы (молодые вампиры) и их наставники подчинялись Магистрам, Гроссмейстерам и Великому Магистру. Раз в году собирается общий Магистрат. Около шестидесяти вампиров со всех стран мира решают накопившиеся вопросы. Кроме этого, существовала ответственность учителя за ученика. До тех пор, пока создатель официально не проводил церемонии, которая соответствовала дню совершеннолетия у людей, он отвечал за поступки и ошибки своего подопечного собственной жизнью. За самостоятельных вампиров отвечали Магистры и так далее. Все это необыкновенно распалило мое любопытство, но майор только ухмыльнулся и пообещал, что все расскажет. Благо времени у нас теперь даже больше чем надо, а пока, посоветовал снова поторопиться, потому что меня уже ждут.

В казарме меня действительно ждали. Я оторопел от такой радостной и теплой встречи. И только потом понял, что можно прожить сто и больше лет и не увидеть ни одного вновь инициированного. Вампиры, на самом деле, не торопились создавать себе подобных, прекрасно понимая, к каким катастрофическим последствиям это может привести. Право на ученика зарабатывалось долгие годы. Его не спешили реализовывать. Майор, например, получил его около тридцати лет назад.

Но в ту минуту я не знал этого, а просто растерянно озирался по сторонам. Было неописуемо приятно находиться в окружении людей, таких же, как и ты сам. И то, что я альбинос, ничего не значило для них. Впервые за свои восемнадцать с половиной лет, я не чувствовал себя изгоем. У меня появилась семья, которая принимала меня, любила и готова была защищать от любых бед. Больше никогда я не был одинок. А мой второй отец стоял рядом и я знал, что он без колебаний отдаст за меня жизнь…

Глава 3

– …Итак, товарищи курсанты, сегодня темой нашего занятия будет книга Владимира Ильича Ленина: «Детская болезнь левизны в коммунизме»…

Монотонный голос преподавателя навевал тоску. На фразе: «Книга была написана в тысяча девятьсот двадцатом году…» я отключился. В полудреме я вспоминал ставшую родной роту и майора Ермоленко. Трудно было поверить, что я отслужил уже больше года, а сейчас, как дурак сижу на занятиях в школе прапорщиков. Сюда я, кстати, попал, тоже по вине моего ротного. Невольно вспомнилась одна из бесед, которая предварила мое обучение.

…К этому дню прошло уже около трех месяцев с момента моего перехода в первую роту и майор, впервые, вывел меня на солнышко, за пятнадцать минут до заката. Но даже эти слабые лучи вызывали во мне смутное опасение. Однако, ротный – вампир со стажем, и отлично знает, что делает, поэтому, я не спорил…

…Ожидая наступления ночи, мы разлеглись на зеленой травке. Делать было особо нечего, и я задал ротному вопрос:

– Товарищ майор. Ну, на счет наших способностей мне все более-менее ясно. А вот, ради интереса, сколько мы можем прожить?

Майор усмехнулся, закинул руки за голову, и, прикрыв глаза, начал негромко объяснять:

– В среднем, нормальный вампир, живет около пятисот лет…

– А потом, что, – не удержался я, – надоедает?

– Наглым становится, – майор лениво приоткрыл один глаз, – а ты, похоже, и до ста не дотянешь.

– Почему?

– Потому, что уже обнаглел.

Я смолчал.

– Продолжаю, – как ни в чем не бывало, майор вновь прижмурился, – дело в том, что к пятистам годам притупляются все чувства. За это время ты испытываешь столько всего, что приходит апатия и равнодушие. А это для вампира смерть. Он становится неосторожен и безразличен.

– А этого можно избежать?

– Этого сложно избежать, – задумчиво отозвался майор, – для этого мы вас и учим. Надо очень любить жизнь, искать новые ощущения. Иначе, все. Конец! Но, чаще всего, те, кто понимает, в чем дело, поступают проще. Ложатся в спячку.

– Что? – я от удивления аж подскочил.

– То! Вздремнет себе вампир лет пятьдесят или больше и снова как огурчик. Бодр и весел.

– А питание?

– Ну, в летаргии оно ни к чему. Правда, потом, после пробуждения надо откапаться. И все.

– Прямо спящая царевна! – восхитился я.

– А в каждой сказке есть доля правды, – учитель довольно улыбнулся.

– А вы уже… – я не закончил вопрос.

– Было, – подтвердил майор, – я перед Великой Отечественной, около года отоспался.

– А сколько вам лет? – непроизвольно вырвалось у меня.

– Много, – коротко отозвался он. Потом, поняв, что я не отстану, досадливо продолжил, – в двадцать пятом году я родился.

– Тысяча девятьсот…

– Тысяча восемьсот, – поправил он, – вот и считай.

Несколько минут я молча соображал. Многие вещи в жизни вампиров меня еще удивляли. Но больше всего я изумлялся срокам жизни и манере говорить о возрасте в сто-двести лет, как о чем-то незначительном. А ведь моему наставнику больше тридцати пяти лет не дашь. Ну, сорок с очень большой натяжкой. А он, выходит, современник Пушкина. Я тут же задал этот вопрос.

– Можно сказать и так, – майор не возражал, – правда, он погиб лет через десять после моего рождения. А так да, век-то один.

– А дальше?

– И что же тебя еще интересует? Инициировали меня в Крымскую кампанию, – продолжил он.

– Какую?

– В первую, разумеется! Тогда все было гораздо сложней. Кровь приходилось пить. А это малопродуктивно. Потому что, подпитка нужна постоянно в течение двух-трех недель. За сутки могло уйти до трех коров или человек.

– Поэтому и на войне, – сообразил я.

– Мысли правильная, но не совсем верная. Безразлично, чью кровь пить – это тебе не средние века. Тогда да, считалось правильным пить только людей. Но на войне, даже сейчас, с кровью гораздо проще. Хотя мне повезло, как раз тогда начались опыты по переливанию крови.

– А старше вас есть вампиры?