Шрифт:
Закладка:
— Я не за тем, Натан, — смущенно отозвался Онестус.
Натан озадачено поглядел на вошедшего. Онестус будто не находил себе места, грузно стоял в проеме.
— Я тогда, пожалуй, погорячился.
— Возможно, — многозначительно ответил Натан.
Натан еще был под впечатлением от разговора с Онестусом и Поплом. Он действительно раньше не задумывался о том, как к нему относятся люди. Но после этого случая он стал более внимательно следить за реакцией окружающих его людей и замечать косые взгляды. Это немного пугало его, но этого не было достаточно, чтобы Натан стал меняться.
Онестус нерешительно вошел в глубь лавки.
— Я не буду настаивать на том, что говорил. Я был не прав. Ты сам должен все решить. Да, я не прав, — Натан внимательно смотрел на Онестуса. — Я и сам оказался в затруднительном положении, поэтому и погорячился, — Онестус жалостливо посмотрел на Натана. — Моя Тасия, она так страдала, живя в той лачуге…
— Страдала? — перебил его Натан.
— Позавчера она ушла. Я ее больше не видел.
— Как? Куда? — воскликнул Натан.
— Без понятия! — тихо прошипел Онестус. — Но тише-тише! Никто не должен знать.
Конечно, он знал куда ушла жена, но ни за что в жизни не сказал бы хоть кому-нибудь правду. Для Онестуса важнее всего была его непоколебимая репутация среди торговцев Эзилата. Он так долго ее растил, что не мог представить, как она когда-то рухнет.
— Как я тебе сочувствую…
— Не надо, — вдруг неожиданно твердо сказал Онестус. — Если я сейчас поправлю свое положение, она сама вернется, но мне нужны деньги…
— И сколько же тебе нужно?
— Я перебрал все, что у нас осталось и все продал. Мне не хватает всего лишь пятьдесят ассов. Я бы смог купить захудалый домик на окраине Эзилата.
Онестус понимал, что захудалого домика на окраине Эзилата будет недостаточно, потому не видел в этом решения своей проблемы. Он с каждым шагом приближался к своей главной цели, хотя пелена от осознания величины проступка застилала рассудок.
— Это не так много! Я бы мог тебе помочь.
— Правда? Боги, Натан! Что ты за человек!
Натан, недолго думая, вскочил со стула и побежал на второй этаж, где располагалась спальня. Там стоял сундук с деньгами. Он был так рад помочь близкому человеку, что совсем позабыл о неприятном осадке после их последнего тяжелого разговора. Он только и думал: «Что же ты сразу не сказал сделать так!»
Натан вручил деньги Онестусу, и они обнялись, как раньше, хотя Онестус в глубине души чувствовал неуемную вину. Он вбивал гвозди в гроб дружбы с Натаном один за одним. Руки его тряслись, но он не желал остановиться.
Собрав всю сумму, Онестус судорожно покинул Натана и на следующий день вновь встретился с Оликусом. Оликус принял деньги и, ехидно подшучивая над Онестусом, отправился обратно в казармы. Он не собирался марать свои руки, а решил приказать кому-нибудь из воинов навестить портного. У новой власти с подачи таких, как Онестус, возникало много вопросов к подобным отщепенцам как Натана, пользовавшихся благами правления Энрике Примота. В сотне Оликуса был один человек, который без лишних вопросов посадит в темницу любого только за то, что человек хорошо отзывается о Примоте.
[1] Средний военный чин в армии Эзилата. Центурион командует сотней или центурией.
[2] Ассы — монеты в Эзилате. 1 асс равен примерно 7$ или 500 ₽ в современных деньгах.
Глава II
Гости
Прошла пара дней с тех пор, как Онестус занял у Натана денег. Больше он не навещал приятеля и старался не показываться ему на вид. Натан, из-за того, что заказов в последнее время не было, изменил ритм своей работы. Он приходил к себе в лавку, быстро делал дежурные дела и устраивался в теньке на скамье под навесом у входа в мастерскую. Так он проводил обычно около часа. Портной просто сидел, опершись на дощатую стену, и наблюдал за текущей мимо жизнью. В последнее время жизнь текла скудно, осторожно, будто боялась растерять оставшиеся силы. Вести о войне в Эзилате быстро распространилась по землям вокруг: торговцы, искатели приключений-наемники и просто путники стали остерегаться дорог, ведущих туда.
В это утро на небе сверкало яркое мартовское солнце, а на бездонном светлом небе не было ни облачка. Птицы пели как оголтелые и пахло набухающей почками весной. Натан полюбил такие утренние часы, наполненные ласковой теплотой. Именно ради них он и сидел на скамье. Но в этот день все пошло наперекосяк.
Натан размышлял над словами Онестуса и Попла и вдруг стал осознавать, что действительно мало уделял внимания другим людям. Он стал оглядываться вокруг и обратил внимание, что у него есть соседи. Ему показалось странным, что раньше он совсем их не замечал. Он прожил в Эзилате так много времени, но последние два десятка лет пролетели столь быстро, что он совершенно не мог вспомнить ничего примечательного. Ни друзей, ни воспоминаний, ни радостных событий. Он взглянул на руки и увидел исколотые иглами пальцы и ладони знаменитого и привилегированного в прошлом портного.
Натан еще раз огляделся: напротив располагалась лавка кожевника. Он шил кожаные куртки, и прямо сейчас выделывал шкуры из недавно закупленных заготовок. Натан знал его. Они пару раз пересекались по необходимости, но Натан никогда с ним не здоровался. Кожевник работал усердно и лишь через несколько минут заметил пристальный взгляд Натана. Он приподнялся и с заметным смущением махнул ему рукой. Натан сделал тоже самое в ответ.
Потом старик посмотрел направо. Улица была довольно узкой и лавки на ней располагались вплотную друг к другу, так что можно было слышать все разговоры. Там он увидел еще несколько мастерских. На улице кучковались люди и что-то оживленно обсуждали. Они были знакомы друг с другом уже много лет. Вскоре к этой толкучке присоединился и кожевник. В толпе Натан увидел только одно знакомое лицо, хотя все ремесленники и