Шрифт:
Закладка:
– Так лучше расскажи, какой он. Красивый? Высокий? А плечи широкие?
Мавна слегка улыбнулась: такой забавной стала Купава, так засуетилась, подсаживаясь поближе. Но вспомнила незнакомца и вновь поёжилась.
– Не особо. Бледный, худой.
Купава хихикнула:
– Так может, его кормят плохо? Отъелся бы на твоих караваях. В другой раз угости женишка.
Мавна хмуро взглянула на подругу и опустила глаза.
– Ну уж нет. Не хочу я никого угощать. Кому нужно хлеба – те пускай покупают. Мука нам тоже не даром достаётся.
Купава сморщила красивый нос с веснушками – бледными, как капли морошкового сока, тогда как у самой Мавны с приходом лета веснушки на щеках стали яркими, рыже-коричневыми.
– Какая ты скучная. Неужели тебе самой неинтересно?
– Что неинтересно?
Купава заговорщически сощурилась. Её живое лицо ни на миг не оставалось неподвижным, она постоянно то улыбалась, то хмурилась, то забавно поджимала губы. Мавна искоса любовалась ею, такой настоящей и красивой. Стан у Купавы тоже был загляденье: тонкая талия, крутые бёдра и высокая грудь. И Мавна в былые времена завидовала ей, потому что сама всегда была полноватой и вялой, но уже год у неё совсем не оставалось сил для зависти.
– А вот своими глазами увидишь, – сказала Мавна и сама себе удивилась. – Он обещал прийти сегодня. И ты приходи. Посидим у меня до вечера, а потом, глядишь, и… придёт.
Мавна покраснела и отвернулась. Впервые она заговорила и подумала о ком-то так: о том, что хорошо бы, чтобы он пришёл и Купава его увидела. Притом она не была даже уверена, что тот юноша ей хоть сколько-нибудь нравится. Бледный, болезненный даже, какой-то нервный и странный… Нет, и вовсе даже такой не может никому понравиться. Мама бы сказала: ни кожи ни рожи. И всё же… что-то заставляло думать о нём вновь и вновь, и Мавна злилась на себя за это.
Купава едва не взвизгнула от радости и кинулась обнимать подругу. Мавна поначалу противилась, но наконец засмеялась и в ответ чмокнула её в щёку.
– Как здорово! Поверить не могу! Мне так любопытно, так любопытно!
– Да брось. Сама поймёшь, что смотреть там не на что.
Купава цокнула языком:
– Ой да пря-ям уж. Ко мне-то Вейка пытался ходить. Спровадила я его, конечно. Но пару дней забавлялась. Вот уж где точно смотреть не на что.
– Помню, помню! – Мавна усмехнулась себе под нос. Вейку уж точно нельзя было назвать красавцем, даже её бледный вечерний гость смотрелся бы рядом с нескладным и прыщавым гончаром, который к тому же ещё и заикался, настоящим царём.
Неохотно, но всё же согласившись, она взяла Купаву под локоть, и они вместе пошли к дому.
* * *
Вечер наползал на деревню медленно, неспешно укутывал мягкой мглистой шалью. Небо сперва позолотело, затем позеленело, а потом с болот поднялся такой плотный туман, что огоньки в окнах соседских домов казались размытыми, будто глядишь на них из-под полуопущенных век.
На столе чадили свечки, толстые, пахнущие мёдом. Греней знал толк в свечах и варил для соседей только самые лучшие: поставишь несколько таких, и гореть будут долго, освещая всю комнату. О потолок с глухим стуком бился мотылёк.
Купава в который раз нетерпеливо выглянула в окно.
– Ну, когда он там?
Мавна пожала плечами. Чай в её кружке уже остыл, и она успела десять раз пожалеть о своём решении. Конечно, сидеть за пастилой с подругой было приятно и уютно, но какой-то незнакомец, которого они ждали, мог вдруг разрушить весь этот хрупкий уют и сделать тёплый дружеский вечер… непонятным. Мавну пугали неизвестность и собственная смелость. Показать красавице Купаве безымянного доходягу? Что с того, что он поймал венок? Может, случайно выловил посмотреть, приняв клубок стеблей за сбитое сорочье гнездо.
– Потише, – устало попросила Мавна и украдкой обернулась на дверь, ведущую в родительские покои.
Если мать встанет и увидит, что Мавна с Купавой разговаривают во дворе с незнакомым парнем, да ещё и после заката… Конечно, мать может обрадоваться: в кои-то веки дочь заинтересовалась свиданиями, но, скорее всего, просто надерёт ей уши и запретит встречаться с подругой ближайший месяц. После пропажи Раско настроение матери менялось так быстро и резко, что нельзя было предугадать, расплачется она или разозлится.
– Ла-адно. – Купава вновь села на место. – Но всё же… Ай! Идёт кто-то! Он?
Настала очередь Мавны подниматься и выглядывать в окно.
У плетня маячила одинокая фигура. Туман размывал очертания, разбелял молоком все цвета, и парень казался сотканным из сумрачного света. По коже Мавны отчего-то пробежали мурашки, и она засуетилась.
– Да, будто бы он.
– Пошли.
Подруги, стараясь не шуметь, выскользнули за порог.
Парень, завидев Мавну, подался вперёд, но когда заметил Купаву, остановился, чуть сгорбился, сунул руки за пояс.
– Привет, – хитро сощурилась Купава, а Мавна не успела и рта раскрыть.
– Вечера, – странно поздоровался парень.
Мавна осталась топтаться чуть позади, не выходя за плетень. Так и стояли: парень – снаружи, подруги – во дворе. Повисла тишина, только за околицей привычно заливались лягушки.
Мавне показалось, что сегодня её новый знакомый выглядит получше, чем в прошлые разы: глаза сияли бледной зеленью и уже не казались запавшими, на щеках вроде бы даже заиграл румянец. Может, он болел, а сейчас поправился?
– Что молчишь, женишок? – едко протянула Купава, и Мавна едва сдержалась от стона. Вот умеет же она всё портить!
– Же… Кхе-кхе, – парень закашлялся в кулак.
– Купава просто ветреная. Не обращай внимания, – подала голос Мавна.
– Я-то ветреная? А ты тогда глупая, даже имя у него не можешь спросить. – Купава толкнула подругу в бок и мило улыбнулась парню. – Как тебя зовут? А то ходишь тут, ходишь, а имени не говоришь. Не положено так у нас. Раз понравилась девушка, то будь добр и представься.
Мавна прижала ладони к щекам: горели, конечно же. Ей было так стыдно за Купаву, что она думала потихоньку спрятаться в доме и не выходить до утра.
Парень хмурился, поджав губы, и стрелял недовольным взглядом то в Мавну, то в Купаву.
– Я бы хотел поговорить с тобой, – с нажимом произнёс он, указывая на Мавну.
– Ах, какой деловой! А ты знаешь, что у неё есть старший брат? Который свернёт твою цыплячью…
– Купава, прекрати! – взмолилась Мавна. – Вы, оба. Не смейте собачиться. Если мама
