ЭйДжей вмешался:

— Ты и сейчас невысокая, но папа был... — он посмотрел на меня, и я ободряюще улыбнулась. Он продолжил: — Да. Папа был высоким.

Пока я сидела и слушала, как девочка-гот рассказывает моему сыну то немногое, что она знала о его отце, я прислонилась к кухонной стойке и улыбнулась ее воспоминаниям. После того как она закончила, ЭйДжей был наполовину влюблен, и когда она сказала:

— Ты так на него похож, — я поняла, что ЭйДжей принадлежит ей всем сердцем и душой.

Мы договорились с Молли на два дня в неделю в течение месяца. Я увеличила ее пребывание на один день в течение следующей недели, и еще на один на следующей, пока, в конце концов, она не стала бывать в нашем доме чаще, чем отсутствовать. Мне удалось увидеть ее с другой стороны. Игривый, но надежный опекун маленького мальчика, который обожал ее, и она всем сердцем любила ЭйДжея.

Казалось естественным, что, когда я нашла работу на неполный рабочий день в социальном секторе, я попросила ее переехать к нам. Молли любезно согласилась, и с тех пор она с нами.

Но я не была глупой женщиной, и время, проведенное с Твитчем, многому меня научило — читать между строк и слышать невысказанные слова. Поэтому, когда я узнала, что Молли была очень хороша в боевых искусствах и владении оружием, мои подозрения подтвердились.

Я не была уверена, кто такая Молли, но Юлий хотел, чтобы она была рядом с ЭйДжеем по какой-то причине, и этой причиной, очевидно, была защита. Я просто не знала почему.

И это меня беспокоило.

Глава 3

Линг

Злобно нахмурившись, я положила руки на двойные двери и толкнула их так сильно, как только могла. Они открылись со свистом, с громким стуком ударившись о стены. Я вошла с бейсбольной битой в руке, окруженная своими братьями, и посмотрела на абсолютный бардак передо мной.

Мои люди снова дрались с турками.

Позади меня Ван громко выругался:

— Бл*дь, Линг. — Его глаза встретились с моими, он наклонился и прорычал: — Не стой просто так. Сделай что-нибудь.

О, я определенно собираюсь что-нибудь сделать.

Я скривила губы.

Войдя внутрь и закинув биту на плечо, я двинулась по клубу. Крошечное красное платье, которое я надела, было не совсем подходящим нарядом для борьбы с ущербом, но, черт возьми, что делать девушке?

Эти люди начинали меня раздражать.

Я была их гребаной королевой, и вот как они со мной обращались?

Я собиралась показать им, как отношусь к их неповиновению, и собиралась сделать это уникальным способом.

Туфли на высоком каблуке с красной подошвой, которые я носила, казалось, прилипали к грязному полу ночного клуба, и когда я приблизилась к одной группе дерущихся мужчин, на мгновение опустила биту, прежде чем поднять ее высоко над головой. Я напряглась, мое лицо исказилось, а затем я обрушила ее так сильно, как только могла, на голову одного из парней.

Одного из моих парней.

Он упал с неприятным глухим стуком, не двигаясь.

Двое турок попятились назад, чтобы посмотреть на распростертое тело моего солдата-вьетнамца, и разинули рты. Я широко улыбнулась, вытаращив глаза, и наклонилась, согнув палец. Когда я убедилась, что привлекла их внимание, то облизнула свои вишнево-красные губы и сказала:

— А теперь представьте, что я сделаю с вами.

Всего несколько секунд спустя они уже снова дрались, а я поджала губы, оглядываясь в поисках своей следующей жертвы. Я посмотрела на своих Драконов, моих мальчиков, и сдержанно недовольно покачала головой.

Они так и не научились. Но они это сделают.

Когда двинулась к другой группе мужчин, я держала биту одной рукой, одновременно доставая из-за подвязки складной нож. Без чьей-либо помощи я открыла его, прежде чем стиснуть зубы и всадить его в бедро одного из моих людей.

Молодой боец закричал от боли и попятился назад, чтобы ударить меня. Его лицо, искаженное гневом, сменилось страхом, как только он увидел меня.

Мои глаза призывали его заговорить, призывали издать хоть один гребаный звук, и, как все хорошие мальчики, которыми я их воспитала, он покорно опустил голову.

Это была не их вина, что они были такими. Это была моя вина. Я была слишком снисходительна, долго желая, чтобы мои мальчики хорошо проводили время во время работы. И они это делали. Они просто не знали, когда нужно остановиться.

Я щелкнула языком, и мое лицо преобразилось, когда я опустилась на колени, с любовью обхватила его затылок и нежно прижала его к своей груди. Я погладила его потное лицо и пробормотала:

— Мне не нравится причинять боль моим малышам. — За долю секунды мое лицо исказилось. Я схватила его за волосы и сильно потянула, заставляя посмотреть мне в глаза. — Но вы продолжаете позорить меня. — Мой взгляд упал на нож, торчащий из его бедра. Я опустила руку и надавила на него.

Лицо молодого человека исказилось от боли, и он ахнул, но не закричал. Вместо этого он прикусил губу так сильно, что пошла кровь. Мое сердце бешено заколотилось.

Черт.

Вся эта кровь и боль возбуждали меня.

Приблизив свое лицо к его, я сильнее надавила на рукоятку ножа, и когда из горла парня вырвался сдавленный звук, я откинула голову назад, и мой рот приоткрылся от желания.

Мне действительно нужно было потрахаться.

Когда я медленно провела языком по губам юнца, то почувствовала его короткое, прерывистое дыхание у своего рта и прижалась своими губами к его губам, сладко поблагодарив за службу. Когда я отстранилась и встала, то бесстрастно посмотрела на него сверху вниз.

— Иди домой. Сейчас же.

Вздохнув, я положила руки на бедра, уперлась ногами и посмотрела на происходящую бойню.

Повсюду валялись тела; это была кровавая баня, и когда почувствовала, что кто-то подошел сзади, я положила руку на пистолет 22-го калибра, спрятанный у меня под подвязкой.

Но потом он заговорил.

— Это выходит из-под контроля.

Мой старший брат Ван. Единственный, о ком я действительно беспокоилась, единственный из моей семьи, кто понимал меня, потому что он был таким же.

Я слегка кивнула, и когда Ван прижался передом к моей спине, я закрыла глаза и тяжело сглотнула.

Это была