центр Белостокской железной дороги, имеющей большое количество подвижного состава и мощную ремонтно-эксплуатационную базу. Еще одним положительным моментом является то, что ее железнодорожная сеть тесно переплетена с коммуникациями Брест-Литовской железной дороги, а это, в свою очередь, может значительно увеличить операционные возможности военной логистики. Оба этих фактора отдадут в руки наших войск, обороняющихся под Белостоком, стратегическую инициативу маневра силами и средствами на всей протяженности театра военных действий от Гродно до Бреста и от Ломжи до Волковыска. Вот только смогут ли они эту стратегическую инициативу использовать, в условиях активного противодействия войск противника?..

Это были, так сказать, положительные моменты идеи создания оборонительного района под Белостоком, товарищ Сталин, – снова вздохнул Шапошников. – А теперь, для полной объективности картины, я должен обрисовать вам и отрицательные – они, к сожалению, тоже имеются. Первая и самая главная проблема любого оборонительного плацдарма в условиях охвата его противником, а уж тем более в условиях полного окружения, – это всегда и неизменно проблема снабжения обороняющихся всем необходимым для войны. Именно поэтому, как правило, окруженные противником группировки войск долго и эффективно сопротивляться без внешнего снабжения не могут. А Павлов и его комсостав, как я понял из бумаг, что вы мне показали, изначально планируют организацию круговой обороны именно в тылу противника. При этом далеко не факт, что мы в текущих условиях отступления наших войск вглубь Белоруссии сможем организовать внешнее снабжение окруженной группировки, и Павлов наверняка это понимает.

Я вижу этому только одно объяснение. В районе Белостокского выступа, как, впрочем, и везде в приграничных областях, перед войной были сосредоточены значительные ресурсы для снабжения и мобилизационного развертывания наших войск – склады и хранилища продовольствия, боеприпасов, вооружения… Если обороняющимся удастся собрать эти ресурсы с прилегающих территорий – пусть даже не все, а хотя бы весьма значительную их часть, тогда эта затея с организацией обособленного и самостоятельного очага боевых действий имеет неплохие шансы на успех… По крайней мере, на несколько месяцев обороны им там всего должно хватить. Но это, товарищ Сталин, только мои предположения, как оно получится со снабжением окруженной группировки в реальности, я предсказывать не возьмусь…

И вторая проблема, которая представляется мне не менее серьезной. Дело в том, что, еще по результатам изучения опыта Первой мировой войны, где окончательно сформировалась школа строительства оборонительных позиций, со всей определенностью был доказан постулат о том, что для успешной обороны необходимы грамотный выбор и качественная инженерная подготовка оборонительных рубежей. А с этим, боюсь, у них там могут возникнуть сложности… Пожалуй, пока еще есть возможность долететь в Белосток, я мог бы лично направиться туда и…

– Нэт, товарищ Шапошников, никуда ви нэ полэтите! – прервал его Сталин с легким акцентом, иногда проявлявшимся у него в минуты сильного волнения. – Хватит, налэтались уже… до болэзни, а здоровье у вас и так не особо крэпкое.

И потом, уже успокаиваясь, добавил:

– Вы, с вашими знаниями и опытом, нужны нам здесь, в Москве, в Генеральном штабе… И вообще, знаете что, давайте-ка вы, Борис Михайлович, выздоравливайте поскорее, а потом готовьтесь снова принимать должность начальника Генштаба. Есть мнение, что освобождение вас от этой должности в мае сорокового года было ошибкой…

– Благодарю вас, товарищ Сталин, – ответил польщенный Шапошников, который тогда, после откровенного и уважительного разговора с ним самого Сталина, хоть и принял безропотно свое незаслуженное снятие с должности, обусловленное снятием Ворошилова с поста наркома после неудач и ошибок в советско-финской войне, но осадочек-то в его душе оставался… – Вот только… тогда по-прежнему остается открытым вопрос, кого направить в Белосток для оказания помощи в организации мощной и продуманной обороны.

– А вот это, Борис Михайлович, – Сталин чуть усмехнулся в усы, – как раз и является основной причиной, по которой я вызвал вас сюда посреди ночи. И теперь я хотел бы выслушать ваши предложения по наиболее подходящей кандидатуре такого специалиста… кроме вас, разумеется…

Шапошников задумался: вопрос выбора специалиста по обороне был очень непростым… Точнее, с некоторых пор этот вопрос стал непростым…

Да, был еще с начала двадцатых годов у молодой Советской республики военный гений и разработчик оборонительной концепции ведения будущей войны, бывший царский генерал, Александр Андреевич Свечин. Он, работая в Академии Генштаба РККА, выдвинул и разрабатывал концепцию «Стратегической обороны», или «Стратегии измора», как наиболее эффективного способа ведения боевых действий с превосходящим противником до момента истощения его наступательного и логистического потенциала.

И ведь поначалу многие военные специалисты к его доводам прислушивались, более того, к идее правильности его концепции постепенно пришел сам нарком обороны Фрунзе… Но потом, после смерти Фрунзе, в высшее руководство РККА пришел Тухачевский, который, в противовес оборонительной концепции, начал активно продвигать наступательные формы ведения боевых действий: сначала идею «Глубокого боя», а потом и «Теорию глубокой операции».

Самого Свечина Тухачевский и его сторонники наступательной доктрины просто заклевали своими нападками и обвинениями во вредительстве делу становления наступательного потенциала победоносной Красной армии. Закономерным итогом стало то, что Свечина, после ареста в 1930-м, потом осуждения на пять лет лагерей в 1931-м, в июле 1938 года все-таки расстреляли по обвинению в участии в контрреволюционной деятельности.

С тех пор в военной доктрине советского государства прочно утвердилась концепция «Стратегического наступления» или «Стратегии сокрушения» под лозунгом «войны малой кровью, на чужой территории», а Рабоче-крестьянская Красная армия начала готовиться к тому, чтобы в случае нападения врага стать «самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий» (в редакции ПУ-39). Про оборону в том же уставе ПУ-39 тоже говорилось достаточно много и подробно (целая глава), но на практике изучению оборонительных действий внимание либо не уделялось вообще, либо уделялось очень мало – доктрина-то наступательная, да и построение обороны конно-механизированными соединениями, которые теперь становились основой РККА, это как-то… не очень и нужным стало считаться, их стихия – решительное наступление, могучий удар. А страна по умолчанию осталась без специалистов по организации и ведению масштабных оборонительных операций…

Сам Шапошников, имевший не только знания, но и боевой опыт ведения как наступательных, так и оборонительных боев на уровне крупных войсковых соединений (полк, дивизия), скорее склонялся к идеям Свечина, тем более что тот не отрицал наступления как такового, а лишь указывал, что наступать нужно обязательно, но потом, когда противник уже достаточно измотан и ослаблен грамотными оборонительными боями… Поэтому, особо не афишируя, давал своим близким ученикам для изучения положения обеих концепций. Это, конечно, была не полноценная Свечинская школа, но хоть что-то… И вот теперь предстояло выбрать самого способного из них.

– Вы знаете, товарищ Сталин, я думаю, что