Шрифт:
Закладка:
«…В мире широко распространены некоторые приятно пахнущие, обсахаренные разновидности лжи, и, очевидно, все занимающиеся политикой люди безмолвно согласились поддерживать их и способствовать их процветанию. Одна ложь гласит, что в мире существует такая вещь, как независимость: независимость взглядов, независимость мысли, независимость действий. Другая – что мир любит проявления независимости, что он восхищается ею, приветствует ее. Еще одна – что в мире существует такая вещь, как терпимость в религии, в политике и так далее; а из этого вытекает уже упомянутая вспомогательная ложь, что терпимостью восхищаются, что ее приветствуют. Каждая такая разновидность лжи – ствол, а от нее ответвляется множество других: та ложь, будто не все люди рабы, та ложь, будто люди радуются чужому успеху, чужому счастью, чужому возвышению и полны жалости, когда за ним следует падение. И еще одна ложь-ответвление: будто человеку присущ героизм, будто злоба и предательство – это не основа основ его натуры, будто он не всегда бывает трусом, будто в нем есть нечто, заслуживающее вечности – в раю ли, в аду или где бы то ни было. И еще одна ложь-ответвление: будто совесть, эта моральная аптечка человека, не только создана Творцом, но и вкладывается в человека уже снабженная единственно правильными, истинными и подлинными рецептами поведения, и что точно такие же аптечки с точно такими же коррективами, извечные и неизменные, распределяются между всеми народами во все эпохи. И еще одна ложь-ответвление: будто я – это я, а ты – это ты, будто мы – нечто самостоятельное, индивидуальное, обладающее собственным характером, а вовсе не кончик глистообразной вереницы предков, непрерывной чередой уходящей все дальше и дальше в глубь веков, к обезьянам; и будто эта наша так называемая индивидуальность не является на самом деле заплесневелой и прогорклой мешаниной наследственных инстинктов и понятий, заимствованных частица за частицей, мерзость за мерзостью от всей этой жалкой вереницы, причем истинно нового и оригинального в нас наберется ровно столько, чтобы подцепить на острие иголки и рассматривать под микроскопом. Отсюда понятно, почему таким фантастическим кажется утверждение, будто человек обладает личной, неповторимой и самостоятельной натурой, которую можно отделить от всего наносного в объеме, дающем возможность сказать: да, это человек, а не процессия…»
Все так и есть, ничего с момента написания этих слов не изменилось. А мы спокойно живем дальше – и даже пытаемся получить от этого удовольствие.
«В первую половину жизни вы способны ею наслаждаться, но не имеете возможности; во вторую половину у вас есть возможность наслаждаться, но вы на это уже не способны».
Ведь если грамотно распорядиться своими пороками, систематизировать их, в нужный момент подстегивать тот, который больше всего подходит данной ситуации, жизнь покажется цветущим садом. Или, по крайней мере, довольно пригодным для обитания местечком.
Плохо вести себя в обществе – тоже отрицательное качество, недостаток, порок. Но одно дело, когда это делаешь ты сам. Тут, как мы помним, для себя, грешника, можно найти оправдание. Но когда кто-то плохо ведет себя по отношению к нам, мы становимся беспощадными, не спускаем, не позволяем, требуем покарать…
То же самое происходит, когда заходит речь просто о поведении, которое, на наш взгляд (вариант: по мнению общества, в силу традиции, которой придерживаются в данной организации, городе, общине) является недопустимым. Это все, разумеется, условности, придуманные тем или иным сообществом людей, не факт, что особо целомудренных, нравственных и порядочных. Но тем не менее. Осуждение, клеймо преступника, требование исправиться…
«Ничто так не нуждается в исправлении, как чужие привычки».
Марк Твен видит человека насквозь. Понимает, что он хорош и плох одновременно, силен и слаб. Он строитель и разрушитель – и в том числе собственной жизни, собственной судьбы. А также судеб близких и тех, кто волей-неволей от него зависит. Но главное – Марк Твен понимает и дает понять своим читателям, что быть просто хорошим, просто положительным, просто добрым и просто созидательным – возможно. Вопрос в том, что мало кому нужна модель мира, при которой можно, нужно, удобно и приятно вести себя так. Хоть большинство людей (наделенных властью и имеющих богатство, сферы влияния и прочие тайные и явные рычаги воздействия) на публику утверждают обратное.
И от этого ирония писателя особенно горька.
«Никогда не поступайте дурно при свидетелях».
Люди – и плохие, и хорошие, тут уж без иронии, – не очень любят нести ответственность за свои поступки. Марк Твен устами одного из самых любимых своих персонажей, мало воспитанного и необразованного Гекльберри Финна, проводит мысль по этому поводу:
«Это уж всегда так бывает: сделает человек подлость, а отвечать за нее не хочет – думает: пока этого никто не знает, так и стыдиться нечего» —
Человек – существо общественное. Вынужден казаться лучше, чем он есть. Чтобы качественно коммуницировать с другими и сохранять о себе хорошее мнение, Марк Твен и тут с подсказкой. Без свидетелей твори что хочешь… Ну подумаешь, Бог видит, а люди-то нет!
Как можно заметить, Марк Твен за много-много лет до Григория Остера раздавал вредные советы населению. Делал он это очень убедительно, ненавязчиво.
«Если вас кто-то обидел, и вы сомневаетесь, намеренно он так поступил или нет, не прибегайте к крайним мерам; просто дождитесь своего часа и огрейте обидчика кирпичом. Этого будет достаточно. Если же выяснится, что он не намеревался вас обидеть, проявите великодушие, скажите, что были не правы, признайте свою ошибку, как и подобает мужчине, объясните, что вы этого не хотели. Да – всегда избегайте насилия»…
Этот неисправимый гуманист надеялся, что таким методом – от противного – можно повлиять на людей, заставить их что-то осознать, изменить свое поведение. Ему это не удалось. Да и никому, будь то Толстой или Оруэлл, не удалось тоже. Только особо сознательные единицы стараются – ну так и пусть отдуваются за все человечество.
«Нам нравятся люди, которые смело говорят нам, что думают. При условии, что они думают так же, как мы».
Марк Твен неоднократно подмечает в своих произведениях, как настоятельно мы требуем снисхождения к себе, насколько бываем нетерпимы по отношению к другим, как падки до лести, как жаждем, чтобы наше мнение было единственно правильным. Как не хочется людям подходить к себе с жестким мерилом – и как требовательны они к другим. И особенно к тем, чье мнение не совпадает с их.
Тут идет в ход любая форма