Н а т а ш а (схватив его за ухо). Ах ты негодник!

Л е н я. А ну, пусти! Учителям запрещено за уши таскать.

Н а т а ш а (не отпуская). А я не в школе, я дома, и не учительница, а сестра.

Л е н я. Пусти, говорю! А то все твои флакончики да гребеночки за окном будут!

Н а т а ш а. Сам же и достанешь.

Л е н я. И в вазонах все корни подрежу! Пусти! Вон прокурор идет.

Н а т а ш а. Где? (Отпустила Леню и помчалась в дом.)

Л е н я. Ага, испугалась!

Входит  К у р б а т о в.

К у р б а т о в. Здравствуй, чтец-декламатор!

Л е н я. Здравствуйте, товарищ прокурор.

К у р б а т о в. Отец дома?

Л е н я. Нет. В правлении.

К у р б а т о в. А мать?

Л е н я. На ферме. Может, позвать?

К у р б а т о в. Нет, не надо. А Наталья Егоровна?

Л е н я. Дома. Позвать?

К у р б а т о в. Сделай одолжение.

Л е н я (уже было пошел, но вернулся и сел). Допрос будете делать?

К у р б а т о в (усмехнувшись). Именно. Допрос.

Л е н я. Строгий?

К у р б а т о в. Очень. Вот как ты сейчас у меня.

Л е н я. Правильно. С ней строго надо. Провинилась, значит?

К у р б а т о в. Увидим.

Л е н я. И протокол будет?

К у р б а т о в. Скорей всего акт… гражданского состояния.

Л е н я (не понял). Так… А потом заберете?

К у р б а т о в. Может, и заберем.

Л е н я. Правильно. Пусть за уши не таскает.

К у р б а т о в. А она таскает?

Л е н я. Еще как. А надолго заберете?

К у р б а т о в. Может, и навсегда.

Л е н я. Навсегда? (Подумав.) Нет, она не очень больно таскает. Вы ее подержите немного и отпустите. Она все-таки добрая. Даже… вот из пятого класса говорят, что она добрая учительница. Она только дома иногда таскает, а в школе ни-ни-ни…

К у р б а т о в. Ну, если так, тогда дело другое.

Л е н я (улыбнувшись). Та-ак. (Открыв двери дома.) Подсудимая Наталья Егоровна Горошко! К прокурору!

Входит  Н а т а ш а.

А мне нельзя присутствовать?

Н а т а ш а. Иди, Леня, погуляй.

Л е н я. Все погуляй да погуляй. (Нехотя уходит в дом.)

Наташа подходит к Курбатову и подает ему обе руки; они молча здороваются.

К у р б а т о в. Ну, Наташа, сегодня суббота. Мой судный день. Так ведь?

Н а т а ш а. Так, Сережа, суббота. Я и правда чувствую себя как подсудимая.

К у р б а т о в. Какая же ты подсудимая, когда приговор выносится мне.

Н а т а ш а. Сережа…

К у р б а т о в. Я жду, Наташа.

Н а т а ш а. Это такой важный, такой ответственный шаг в жизни… мне все как-то не верится, что я выйду замуж… Муж… Жена… Замуж… Слова какие-то, словно в первый раз слышу… (Улыбнулась.) Сережа, а мои ученики не будут меня бояться, если я выйду замуж за тебя? Я ведь тогда стану прокуроршей!

К у р б а т о в. А разве я пугало?

Н а т а ш а. Подруга моя, помнишь, Ляля, что в институте физкультуры училась…

К у р б а т о в. А-а, с кудряшками, беленькая?

Н а т а ш а. Ага. Так знаешь, что она говорила? «Смотри, Наташа, прокуроры, говорят, сухие, черствые люди. Они даже с женами разговаривают (подражая официальному тону) в соответствии со статьями уголовного кодекса…

Курбатов смеется.

…и на всех людей смотрят как на подследственных…»

К у р б а т о в. Даже на честных?

Н а т а ш а. На всех.

К у р б а т о в. Ну, значит, у твоей Ляли под кудряшками дул хороший сквознячок.

Н а т а ш а. А знаешь, чем она меня пугала? «Смотри, говорит, если твой прокурор да окажется еще ревнивцем, так и вовсе пиши пропало. Всю жизнь будешь ходить под следствием».

К у р б а т о в (смеясь). Ну, попадись она в руки нашему брату…

Н а т а ш а. Уже попалась. В мае месяце.

К у р б а т о в. Под суд?

Н а т а ш а. Замуж за судью вышла.

К у р б а т о в. То-то, не плюй в колодец, пригодится воды напиться.

Н а т а ш а. А что, Сережа, если бы я совершила какое-нибудь страшное преступление? Неужели ты завел бы на меня дело и под суд отдал?

К у р б а т о в. Вот если бы ты не вышла за меня замуж…

Н а т а ш а. Тогда бы?

К у р б а т о в. Под суд. Обязательно под суд!

Н а т а ш а. Ну, а если бы вышла?

К у р б а т о в. Ни в коем случае!..

Н а т а ш а (смеясь). Хороша принципиальность!

К у р б а т о в. Что делать! По закону в этом случае я должен был бы довольствоваться только ролью свидетеля. Но я надеюсь, что ты никогда не доставишь мне такого «удовольствия».

Н а т а ш а. Ты так думаешь?

К у р б а т о в. Еще бы… Ты с родителями говорила… Наташа?

Она отрицательно покачала головой.

Почему?

Н а т а ш а (помолчав). Ты сам поговори…

К у р б а т о в. Девочка моя… Значит, согласна?

Н а т а ш а. Ты обещал мне такой рай, что нельзя отказаться…

К у р б а т о в. Радость моя! Счастье ты мое! (Обнимает и целует ее.)

Н а т а ш а (освобождаясь из его объятий). Пусти… увидят…

К у р б а т о в. Нет, теперь я уже тебя не отпущу. С первого возьму отпуск, и махнем мы с тобой на целый месяц к моему дяде, лесничему, и ты увидишь, что, обещая рай, я тебя не обманывал. Старик давно ожидает нас. Даже лодку окрасил и назвал твоим именем.

Н а т а ш а. Однако у тебя догадливый дядя.

К у р б а т о в. Весь в меня.

Наташа целует его. Осторожно открыв двери, входит  Л е н я. Увидев целующихся, он сперва даже присел от неожиданности, но затем, понимающе ухмыльнувшись, начал отсчитывать секунды, глядя на компас, который носит вместо ручных часов.

Л е н я. Ровно двадцать одна секунда по моему компасу.

Н а т а ш а. Как тебе не стыдно, Леня?! (Убежала в дом.)

Л е н я. А прокурору не стыдно?

К у р б а т о в. Не зря, видно, тебя за уши таскают… (Уходит вслед за Наташей.)

Л е н я. А еще говорил «заберу». Вон куда забирает! Прокурор! Кто его теперь бояться будет?!

Входит  М а р и я  К и р и л л о в н а.

Мама!

М а р и я  К и р и л л о в н а. Чего тебе?

Л е н я. Прокурор приехал.

М а р и я  К и р и л л о в н а. Ну так что?

Л е н я. Наташу тут допрашивал…

М а р и я  К и р и л л о в н а. Как «допрашивал»?

Л е н я. Стро-ого. Видать, заберет.

М а р и я  К и р и л л о в н а. Несешь бог ведает что.

Л е н я (обиделся). Не веришь? Они там, иди посмотри. Сама увидишь.

М а р и я  К и р и л л о в н а, недоверчиво взглянув на Леню, вытерла руки и торопливо пошла в дом.

Она им задаст! Никто теперь этого прокурора бояться не будет…

Входит  Г о р о ш к о.

Г о р о ш к о. А где мать?

Л е н я. Дома. Папа!

Г о р о ш к о. Чего еще?

Л е н я. Прокурор приехал.

Г о р о ш к о (насторожился). Прокурор?

Л е н я. Допрос делает.

Г о р о ш к о (встревоженно). Допрос? У кого?

Л е н я. У Наташи. Да строгий.

Г о р о ш к о (в отчаянии). Я так и знал. Я так и знал…

Л е н я. Знал?

Г о р о ш к о. Ах, дурень, дурень. И зачем только я слушался этого Мошкина? Ах-ах-ах…

Л е н я (обнадеживая). А ты его не бойся!

Входят  Н а т а ш а, К у р б а т о в  и  М а р и я  К и р и л л о в н а, которая вытирает слезы. Заметив это, Горошко в изнеможении садится.

К у р б а т о в (подойдя к Горошке, взволнованно). Егор Сергеевич! У меня к вам очень важный, серьезный разговор…

Г о р о ш к о. Я так и знал… Я так и знал… Я ждал этого.

Все переглянулись.

К у р б а т о в. Ну, так что вы нам скажете?

Г о р о ш к о. Виноват… по дурости по своей…

К у р б а т о в (опешил). Почему по дурости?

Г о р о ш к о. Товарищ прокурор, до этого я сам бы не додумался…

К у р б а т о в. Я не понимаю вас. Тут обоюдное согласие.