том, что старообрядцы показали примерно такую же эффективность в Российской империи, как копты – в Египте. К середине XIX века старообрядческие общины доминировали в промышленности и торговле России. Их оттеснили только тогда, когда начались «великие реформы» Александра II и была создана более современная система институтов. Потому что до этого, например, при Николае I, российская экономика держалась на честном слове староверов, на том, что можно получить кредит без залога и верить в обязательность купеческого слова. Надо сказать, что староверы, бежавшие из России в другие страны, тоже показывают высокую экономическую результативность. Они ведь значительно рассеяны по миру. И про старообрядцев идет точно такой же спор, как про протестантов: это фактор образования или фактор ценностей? Дело в том, что крюковое письмо, которое много веков применяли старообрядцы, сложные песнопения – это показатель развития человека, более высокий уровень образования, нежели в других ветвях православия. Поэтому, возможно, воздействие образовательного фактора здесь является значительным.

Но, возвращаясь к тому же спору про образование и религиозные ценности, о котором мы говорили в связи с протестантами: образование требует значительных усилий и отложенного результата, оно тоже связано с ценностными установками. И страны, имеющие большой человеческий капитал, не всегда производят из него экономическое благосостояние. Россия как раз принадлежит к числу 5–7 стран с большим человеческим капиталом, но с низкими, плохими экономическими показателями валового продукта на душу населения.

Поэтому ссылка на образование не решает вопрос – надо возвращаться к ценностям, на которых стоит стремление работать, достигать определенного результата и пытаться самореализоваться, не рассчитывая на поддержку государства.

Тема явно не закрыта. Религиозная принадлежность не детерминирует экономическую иерархию стран – она меняется. Видимо, развитие будет связано с внутренними изменениями в конфессиях – не верований, не догматики, а социальной интерпретации. Возможно, оно будет связано с появлением новых институтов, как получилось с исламскими финансами, или новых факторов, генерирующих доверие, потому что доверие, и я об этом скажу позже, – это главный материал развития, это источник, из которого исходит экономическое чудо. Но, даже если этого не произойдет, я хочу напомнить, что религия существует не для того, чтобы развивалась экономика, что это довольно сложные духовные социальные комплексы, и, если религия не дает экономического роста, это не означает, что она вообще ничего не дает. Поэтому я совершенно не хочу, чтобы меня поняли так, что давайте мы все перейдем, например, в конфуцианство, или протестантизм, или католицизм для того, чтобы запустить экономическое развитие. Нет – давайте мы разберемся, какие истинные механизмы и факторы работают внутри религиозной оболочки, а религии оставим в той сфере, для которой они и живут, – сфере духовного и душевного.

Мне кажется, что каждый человек в этом смысле может кое-что извлечь для себя из нашего разговора, потому что, разглядывая культурный код экономического успеха, карту Инглхарта, мы понимаем, чего надо бы хотеть, например, от наших детей, а не от цивилизаций и религий. Прежде всего, отношение к труду. Нужно воспитывать почтение к труду, и это вряд ли будет ошибкой. Затем послушание/непослушание. Всемирное исследование ценностей показывает, что экономически более успешны те нации, где нет жесткого воспитания послушания у детей. Да, понятно, что непослушание иногда выглядит очень неприятно, но потом оно приносит полезные плоды. Марк Твен в записных книжках написал по этому поводу замечательную фразу:

«Плыву в Австралию. На палубе безумствует компания сорванцов. Но что самое обидное – из этих мерзавцев вырастают вполне достойные люди».

Глава 3

Код конкурентной специализации, или закон Хофстеде

Лев Толстой сказал, что все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. В экономике это не так. Те, кто успешен в экономике, успешны по-разному, в разных областях деятельности и по разным причинам. Среди очень близких по экономическим результатам наций, которые даже могут относиться к одной цивилизации, мы обнаруживаем массу отличий, иногда труднообъяснимых. Например, руководство компании в Германии располагается на верхнем этаже здания, во Франции – на среднем, ну а в Японии начальники вообще сидят вместе с подчиненными. Это скорее статусные моменты, если не сказать – казусные, но есть вещи посерьезнее. Скажем, инновации, которым придают большое значение как фактору экономического развития, обычно связывают с Силиконовой долиной в США, но десятилетиями Япония тоже занимается инновациями. И это другие инновации, не такие, как у американцев.

Замечено, что японцы лучше других делают то, что уже было кем-то придумано, идут путем постоянных улучшений нового продукта.

Отношение к государству и положение государства в экономике, даже внутри цивилизационно близких друг другу континентальной Европы и США, очень разные. Доля государственных расходов в валовом внутреннем продукте США и континентальной Европы за длинные периоды отличается в полтора раза: в США это 30 % валового продукта, а в континентальной Европе – 45 %. Доля трансфертов – того, что перераспределяет бюджет в экономике, – в США 11 %, а в Европе 18 %. Чем это объяснить? Оказывается, на это тоже влияет культура. Опрос, проведенный в рамках всемирного исследования ценностей, показал кардинальные отличия континентальной Европы и США. Ну, например, на вопрос «Считаете ли вы, что причиной бедности является лень?» – 60 % американцев отвечают «да», а в Европе только 26 % кивают на лень. На вопрос «Считаете ли вы, что доход определяется удачей?» положительно отвечают 30 % американцев и 54 % европейцев. Они считают экономический результат более случайным – связанным с везением, а не с трудом. С утверждением «Считаете ли вы, что бедные заперты в ловушке нищеты?» согласны 29 % американцев и 60 % европейцев. Заметим, что экономисты изучают ловушку нищеты, ее существование – признанный факт, и тем не менее американцы не хотят этот факт признавать, потому что считают, что важнее, чтобы человек сам нес ответственность за свои действия.

В принципе эти отличия можно не только фиксировать, но также измерять и объяснять. И последний случай можно объяснить с помощью схемы, в основу которой легли исследования великого английского экономиста Джона Мейнарда Кейнса. Почти 100 лет тому назад он сформулировал так называемую невозможную три-лемму. Он сказал: вы не можете одновременно максимизировать свободу, справедливость и эффективность – вам придется выбирать[16]. Нельзя удержать в одной руке три шарика – в лучшем случае два. Вся политическая борьба в сущности и состоит в том, какую ценность выбирает избиратель и правительство, проводящее соответствующую политику. В терминах невозможной трилеммы Европа склоняется к сочетанию свободы со справедливостью, а США стоят на линии свободы.

Мы используем этот инструмент, треугольник Кейнса, для того чтобы измерять, как