Шрифт:
Закладка:
Всю ночь Рита учила меня приёмам сексуальных отношений. Начало было «по-семейному», как и тогда в степи, когда она отъезжала в город, то есть «как обычно». Хотя для меня вся эта ночь была необычной, ведь я был ещё недостаточно искушенным «ловеласом». — А ты можешь «по-офицерски»? — спросил я неуверенно, припоминая мальчишеские россказни об интимных отношениях. На что она ответила вопросом: «Это когда у офицера на плечах вместо погон — дамские ножки?» — Наверное, — говорю я. — Не наверное, а так точно, — отвечает она, притягивая меня к себе и возлагая на мои плечи свои ножки… Через некоторое время, кто-то тихо постучал в окошко. Прихватив пачку папирос, она направилась наружу: — Побудь один, я скоро вернусь, — чуть слышно молвила она, прикрывая за собой дверь. Минут через двадцать она появилась: «Сосед приходил, — сказала она, — покурили вместе».
А потом, когда мы снова оказались вдвоём, только уже на полу, она сказала: «У тебя хорошо получится, если ты войдёшь с другой стороны — будет плотнее, тебе понравится». И встала на колени и локти. Оргия продолжилась. «Странно то, — удивлялась она, — что ты всегда завершаешь процесс молча, мой муж при этом исторгал такие звуки, заставляя меня волноваться перед соседями, которые могли услышать стенания сквозь квартирные перегородки».
К утру, после шести ночных сексуальных заходов, будучи основательно, как мне казалось, насыщенным интимными играми, я засобирался домой. «Ты же хотел остаться ещё на ночь», — изумилась Рита. Но я тут же придумал какую-то отговорку, и она проводила меня до кинотеатра «Ударник», откуда я сел в подошедший автобус. Буквально через полчаса, уже сидя в автобусе, мне вдруг захотелось снова быть рядом с ней. Возникло острое желание продолжить «обучение» таинственным упражнениям. Но было уже поздно, и тут во мне вдруг закралось сомнение: а ведь она ночью не просто выходила покурить с соседом, вполне возможно, что это был хозяин. Наверняка.
Рита… Между пальцами левой руки — на среднем из них изнутри была татуировка её имени, которая убеждала меня в том, что у неё была необычайно-загадочная бурная жизнь, и было ей не двадцать восемь лет, а, конечно же, больше, в то время, как и мне, было не двадцать четыре года, а всего лишь девятнадцать лет. Но тогда:
Пылал огонь в моей крови,
Огнём страстей тебя встречал я,
И ты мне жаром отвечала.
Ещё неведомой любви.
МИМОХОДОМ, ИЛИ ПОХОДЯ
1
Случилось так, что когда они уже лежали на просторной разобранной тахте у неё дома, и он ласкал языком её манящие холмики грудей, попеременно втягивая ртом в себя их розовые сосочки, он обратился к ней доверительно и по-свойски: — Слушай, Нелка… — и не успел договорить до конца фразу, как она резко оборвала его: — Ни «Нелка», а Нелли или Нинель — капризно поправила она, — так называла меня моя мама, и мне это нравится. Учти на будущее, господин коллектор, кажется, так тебя зовут там, у вас в отряде?» — Ну что ж, Нелли, так Нелли, или Нинель, — машинально согласился коллектор, и вдруг почувствовал, как возник между ними пока только маленький водораздел — едва заметная отчуждённость и прохладность в отношениях с девушкой, которую он «подцепил» после киносеанса в местном клубе. — Нелли, так Нелли, — покорно повторил он. — Принимаю твой каприз, моя пассия, — он всё еще серьёзно намеревался говорить ей более нежные и тёплые слова, типа «милая радость моя», «желанная и любимая», «сладкая и неповторимая» и прочий набор любезных словосочетаний, постепенно высвобождая из сорочки её манящее тело. Ещё сейчас, целуя её, он осязал руками её гладкую спину и нижние овалы бёдер, не упуская при этом и нежные чувственные места её ног выше колен. Но, произнося слова «Нелличка», или «нежная моя Нинель», вдруг почувствовал, как бёдра её становятся неожиданно непомерно крупными, утрачивая соразмерность и, только что влекущую, изящность. Почувствовал и то, как прежде ласковые слова, теперь обретают неуклюжесть и фальшь. «И всё это из-за её капризной прихоти называться «Нелли или Нинель», — подумал он. На ум пришли строчки из стихов: «Не говори со мной, не надо, очарованья словом не вспугни…» — Вот, оказывается, при каких обстоятельствах появляются основы стихов», — подумал он. И ощутил вдруг, что уже не упивается любовной страстью, а просто медленно томит её и себя объятьями, скрывая искренность интимного общения. Почти интуитивно, или подсознательно, возникла идея спустить на тормозах эту скоропалительную связь, сознательно выдавая теперь уже умеренную сдержанность чувств за порядочность, которая содержит в себе якобы серьёзность дальнейших намерений, а не простую вспышку страсти. Он по-прежнему ласкал её недавно казавшиеся ему холмики молочных полушарий, которые теперь почему-то превратились в расплывчатые телесные скопления, соски которых заметно смягчились и слились, как бы растворившись в рыхлых образованиях. И уже не губы втягивали холмики в рот, а кисти рук их мяли, пытаясь пробудить живительную страсть и упругость в теле. А чувственные места её ног выше колен, ведущие к сокровенному месту интимного гнёздышка, превратились просто в часть тела нижних конечностей. Рушился ореол влюблённости. И коллектор понял это враз. Ночь теперь завершалась без романтических погружений в атмосферу любви. Он обнимал и целовал её, уже лишь сознательно разыгрывая страсть. Наступил, наконец, рассвет. И, когда коллектор удалялся от её дома, то успокоительно оправдывал себя, думая, что так это и должно происходить, когда человек имеет серьёзные намерения. И девушка это непременно оценит. К тому же, он был уверен, что она была порядком утомлена, и поэтому решил позволить ей отдохнуть — и не пошёл в этот вечер на свидание. А когда через сутки оказался у её дома, то не застал её там, зато увидел, выходящей после киносеанса, под руку с буровым рабочим Виктором. Нинель сразу заметила коллектора, и резко, указывая на него пальцем, злобно зашептала спутнику: «Видишь, того парня, который, не отрываясь, пялится на нас, ведь он вчера домогался меня, но не тут-то было, не на ту напал — не обломилось ему ничего. Он, кажется, тоже работает у вас на буровой?». «Так он что, тебя домогался?! — удивился Виктор. —
