Шрифт:
Закладка:
Он скажет: ты помнишь еще, как шумят по ночам сосны у моря? Ты не могла забыть. Я вижу твои следы; они остаются на мокром песке, маленькие следы босых ног. Я вижу звезды в твоих глазах; не здешние — пристальные, немигающие, — но веселые звезды земного неба. Они приближаются, звезды. Подойди ближе. Я…
Он улыбнулся и уснул.
Он выходил каждый день, и с каждым разом что-то менялось. Управление скваммером становилось все проще — казалось, кто-то убирал, одну за другой, разные сложности. Детали тоже начали повиноваться. Темп работы был стремителен, и Кедрин немного пугался лишь вечерами, вспоминая события дня.
Наконец, ему сказали, что обучение закончено. Это было, когда Кедрин еще не перестал уставать. Усталость сама по себе казалась удивительной: ведь мускулы не воспринимали тяжести, деталей. Работали сервомоторы, человек лишь управлял ими. Но для того, чтобы управлять, надо было представить себе, что ты делаешь все сам — и от этого, очевидно, уставала нервная система. Она-то работала в полную силу!
Теперь он мог возвратиться на спутник, в свою каюту. Его сменой остается четвертая, с которой он тренировался. По этой смене поставлены часы в каюте: ведь у смен — свое время, свой день и своя ночь.
У него спросили: нет ли каких-нибудь особых пожеланий. Были; он хотел узнать, где найти Ирэн. Но промолчал. Это оставалось его личным делом, с которым он справится сам.
После планетолета в каюте спутника было очень хорошо. Кедрин улегся на уже выращенный из микротипа удобный диван и постарался ни о чем не думать. Чтобы это стало возможным, он начал рассчитывать в уме наилучшие параметры установки, которая помогала бы ни о чем не думать. Голова была удивительно ясна, и работалось хорошо. Только не было машинной памяти и нумертаксора для записи данных, так что довести расчеты до конца Кедрин не смог.
Впрочем, даже будь у него все нужное, Кедрин все равно не успел бы закончить свое бесполезное дело, потому что на пороге каюты показался Холодовский.
Монтажник вошел, словно к себе домой — не постучавшись и не спросив позволения; кажется, он очень высоко ценил каждое сказанное слово и поэтому старался разговаривать как можно меньше. Усевшись в кресло, Холодовский обвел каюту взглядом. Затем перевел глаза на Кедрина и молча смотрел до тех пор, пока объекту столь пристального внимания не стало неудобно.
— Я отдыхаю, — на всякий случай сказал Кедрин.
Холодовский кивнул:
— Вот, лежу, думаю…
— О чем?
— Да так…
Холодовский поднял брови.
— Вы помните, что был несчастный случай в связи с запахом?
— Конечно. Он появляется непонятно откуда…
— Непонятно, — подтвердил Холодовский. — Да?
— Ну?
— Должно быть понятно. Так?
— Безусловно, но…
— Значит, об этом и надо думать. Работать под угрозой нельзя. Это изматывает людей. Раньше мы могли бы прекратить монтаж до окончательного выяснения. Сейчас это невозможно. Но это не значит, что мы согласны жертвовать собой просто так.
А не просто так — можно?.. И как это — не просто так? Но вслух Кедрин сказал другое:
— Я слишком мало знаю для того, чтобы думать над такой проблемой.
— Больше не знает никто. Конечно, теоретики со временем найдут объяснение. Но работать надо сейчас. То есть — уже сейчас необходимо защитить людей.
— Не имея теории — возможно ли это?
— Ну, чтобы защитить дом от молнии, не обязательно знать об электричестве все без исключения. Как вы помните, громоотвод опередил науку.
— Понял.
— Защита людей поручена Особому звену. Только что созданному.
— Людей сняли с монтажа?
— Нет. Монтаж — сам по себе. Но есть и свободное время.
— Ага… И кто в этом звене?
— Гур, Дуглас, я… Опытные монтажники.
— Значит, во всяком случае, не я, — не без некоторого облегчения отметил Кедрин.
— Но ведь ты не хочешь быть в стороне? — Холодовский внезапно употребил крепкое, бьющее в лоб «ты», и это смутило Кедрина.
— Я… Ну, разумеется…
— Я так и думал. Тогда слушай…
— Одну минуту, — испугался Кедрин. — Не сразу… Не сейчас.
— Вы слишком заняты? — голос был полон иронии.
— Я хотел только…
— Ну? Чего же? Не стесняйся!
Сказать? Невозможно. Хотя… Он может объяснить, где она, чтобы не искать зря. Сказать.
— Я хочу сначала встретиться с Ирэн.
— А, собственно, зачем тебе? Ты ее не знаешь.
— Она ведь не родилась на этом спутнике!
— Ах, вот что… — задумчиво проговорил Холодовский. — Вот оно что…
— Он помолчал. — Тогда тем более — не надо.
— По-моему, это мое личное дело.
— Нет. Если тебе просто скучно — тогда это личное дело, но недостойное. А если…
— Если не просто?
— Тогда дело касается не только тебя, но еще и Велигая. Не секрет. И как раз теперь нельзя.
— Иными словами…
— Не надо иных слов, — прервал его Холодовский. — Гибнут люди. И если Велигая что-то будет отвлекать от дела, заставит зря расходовать энергию, нервы, все…
— А если я не могу иначе?
— Тогда я посажу вас на первый же корабль: улетайте на Планету.
Последовала долгая пауза. Кедрин прервал ее:
— Слушайте, — сказал он. — Вы хоть раз любили?
— Да сто раз, — небрежно кивнул Холодовский. — Ну и что? Все равно ради этого не стоит отвлекаться от работы.
— Так, так… — протянул Кедрин.
Ты был влюблен сто раз; значит, ни разу. И ты мне внушаешь! А что сказал бы Меркулин?
Кедрин задумался. Странно: Учитель сказал бы то же самое. Да однажды он и сказал так, почти слово в слово.
— Хорошо… — медленно проговорил Кедрин. — Я ничего не стану делать… пока.
— Вот и чудесно. Итак, вернемся к нашему главному делу. Как мы уже заметили, все зависит от одного: что же такое — запах? Это, гласит одна из теорий, электромагнитные колебания в миллиметровом диапазоне. Элементарная логика: колебания эти могут попадать в скваммер только из пространства. Так?
— Да, логично.
— Значит, нужна экранировка: или скваммеров, или пространства, в котором происходит работа. Что бы выбрал ты?
— Но ведь металл скваммеров — тоже экран.
— По-видимому, его недостаточно.
— Скваммеры, конечно.
— А мне кажется, наоборот. Экранировать скваммеры — значит фактически изготовить их заново: работа тонкая и фасонная. А рабочее пространство…
