– Не могли бы вы пояснить нам, мистер Сото, человек с синдромом Аспергера испытывает такие же трудности, сталкиваясь с правоохранительной системой, как и другие аутисты? – спрашиваю я.

– Естественно, так как синдром Аспергера тоже входит в аутистический спектр. Например, человек с упомянутым синдромом может быть невербален. Ему может быть трудно интерпретировать язык тела, считывать присутствие рядом начальника или защитную позу. При виде мигающих огней или звуках сирены он может пережить нервный срыв. Отсутствие зрительного контакта с таким человеком способно привести полицейского к выводу, что его не слушают. Человек с синдромом Аспергера может казаться упрямым или злым. Вместо ответа на вопрос, заданный полицейским, он может повторять его слова. Ему трудно смотреть на вещи с точки зрения другого человека. И он скажет правду – при любых обстоятельствах.

– Вы когда-нибудь встречались с Джейкобом, мистер Сото?

– Нет.

– Была ли у вас возможность ознакомиться с медицинскими отчетами доктора Мурано?

– Да, за пятнадцать лет, – говорит он.

– Что в этих отчетах говорит о наличии у Джейкоба синдрома Аспергера?

– Насколько я понял, – отвечает Сото, – Джейкоб – весьма одаренный молодой человек, которому трудно смотреть людям в глаза, у него сложности с общением, время от времени он говорит цитатами, прибегает к самостимуляции, к примеру взмахивая руками, и поет по многу раз одну и ту же песню, чтобы успокоиться. Он также не справляется со сложными вопросами, плохо оценивает личное пространство и интерпретирует язык тела, при этом он невероятно честен.

– Мистер Сото, – продолжаю допрос я, – была ли у вас также возможность прочесть полицейские отчеты и расшифровку записи показаний Джейкоба, данных детективу Мэтсону?

– Да.

– По вашему мнению, Джейкоб понимал свои права как обвиняемого в момент, когда произносил их?

– Протестую! – говорит Хелен. – Ваша честь, права обвиняемых составлены специально для того, чтобы предотвратить намеренное нарушение полицией прав, гарантированных гражданам Пятой поправкой к конституции. Тем не менее от полицейских не требуется знание всех внутренних особенностей развития каждого отдельно взятого обвиняемого. По ходатайству об изъятии из дела показаний проверяется, выполнил ли офицер полиции свои обязанности, и ни к чему перескакивать на обсуждение того, есть ли у Джейкоба Ханта какие-нибудь неведомые болезни, которые полицейский должен был распознать.

Джейкоб дергает меня за полу пиджака и передает мне записку.

– Ваша честь… – говорю я и зачитываю написанное: – «Во время проверки соблюдения прав обвиняемых выясняется, отказался ли обвиняемый от своего права хранить молчание осознанно и по своей воле».

– Протест отклоняется, – говорит судья, и я бросаю взгляд на довольно усмехающегося Джейкоба.

– В высшей степени сомнительно, что Джейкоб действительно понимал свои права в качестве обвиняемого, учитывая то, как вел себя детектив Мэтсон. Правоохранительные органы могут предпринять определенные шаги, чтобы удостовериться, осознают ли аутисты свои права в подобных ситуациях, но эти меры не были реализованы, – продолжает Сото.

– Какие, например?

– Когда я прихожу в полицейские участки и работаю с сотрудниками, то рекомендую им говорить очень короткими, однозначными фразами и давать время на ответ. Я советую избегать образных выражений вроде «Пудришь мне мозги?» или «Думаешь, ты всех облапошил?». Кроме того, я рекомендую не использовать угроз в языке и поведении, терпеливо дожидаться ответа или взгляда в глаза и не считать, что отсутствие того или другого – это свидетельство неуважения или указание на виновность. Я говорю им, чтобы они старались не прикасаться к такому человеку и учитывали его возможную обостренную чувствительность к свету, звукам и даже полицейским собакам.

– Позвольте мне уточнить, мистер Сото, эти рекомендации были соблюдены, по вашему мнению?

– Нет.

– Благодарю вас, – говорю я и сажусь рядом с Джейкобом, предоставляя возможность Хелен провести перекрестный допрос моего свидетеля.

Я сильно возбужден – нет, я просто ликую. Мне удалось так здорово провернуть это дельце! Подумайте сами, каковы шансы найти эксперта в сфере знаний, о существовании которой никто слыхом не слыхивал, да еще такого, который добьется удовлетворения вашего ходатайства?

– Какие раздражители в кабинете детектива Мэтсона могли вывести Джейкоба из себя? – спрашивает Хелен.

– Не знаю. Я там не был.

– Значит, вам неизвестно, были там громкие звуки или яркий свет?

– Нет. Но я до сих пор не попадал в полицейский участок, где было бы тепло и уютно, – говорит Сото.

– То есть, по вашему мнению, мистер Сото, чтобы эффективно допрашивать человека с синдромом Аспергера, нужно отвести его в «Старбакс» и купить ему ванильный латте?

– Разумеется, нет. Я говорю только о том, что можно было принять меры, чтобы Джейкобу было комфортнее, и в таком случае он лучше отдавал бы себе отчет в происходящем, вместо того чтобы поддаваться нажиму и делать или говорить все, что угодно, лишь бы поскорее выбраться оттуда. Ребенок с синдромом Аспергера особенно склонен к тому, чтобы делать ложные признания, если он считает, что именно это хочет услышать от него представитель власти.

О, мне хочется обнять Фредди Сото! И сделать так, чтобы его скаковая лошадь снова заскакала.

– Например, – добавляет он, – когда Джейкоб сказал: «Теперь мы закончили? Потому что мне и правда нужно идти», это классическая реакция на волнение. Человек, знакомый с синдромом Аспергера, тут же заметил бы это и сдал назад. Но детектив Мэтсон, в соответствии с расшифровкой допроса, напротив, оглушил Джейкоба серией вопросов, еще сильнее смутивших его.

– Значит, вы считаете, что сотруднику полиции нужно знать, какие чувствительные места есть у каждого обвиняемого, чтобы эффективно проводить дознание?

– Это, безусловно, не повредило бы.

– Вы понимаете, мистер Сото, что, когда детектив Мэтсон спросил Джейкоба, известны ли ему его права, Джейкоб прочел их наизусть дословно, не дожидаясь, когда это сделает детектив?

– Конечно, – отвечает Сото. – Но Джейкоб с таким же успехом мог бы процитировать вам весь сценарий второй части «Крестного отца». Это не означает, что он по-настоящему понимает фильм или как-то особенно эмоционально откликнулся на него.

Джейкоб открывает рот, чтобы возразить, и я тут же хватаю его за руку, лежащую на столе. Он испуганно оборачивается ко мне, и я очень строго качаю головой.

– Но откуда вам известно, что он не понимал сути своих прав? – спрашивает Хелен. – Вы сами сказали, что он очень умен. А он заявил детективу, что ему все ясно, разве не так?

– Так, – признает Сото.

– И по вашему собственному утверждению, Джейкоб чрезвычайно честен.