Шрифт:
Закладка:
Христианство распространялось в греко-римском мире в то время, когда греко-римское государство ослабевало нравственно во всех отношениях.
Это имело следствием то, что некоторые более слабые христиане, видя перед собой недостойные примеры распущенной жизни язычников, по слабодушию и столь свойственной человеку склонности подражать в особенности дурным примерам, переняли кое-что из нравов и обычаев языческих. Они стали увлекаться языческим театром, грубыми, кровавыми зрелищами так называемого амфитеатра (публичного цирка), и между прочим азартным играми тех видов, о каких мы упоминали выше. К нашему утешению, однако, нужно сказать, что увлечение азартными играми стало встречаться среди христиан не раньше конца II века, следовательно, первенствующие христиане, жившие до этого времени и считаемые нами идеалом нравственного совершенства, во всяком случае, остаются достойными своей славы; они не сближались с миром до порабощения этим миром.
Увлечение азартными играми встречаем в среде некоторых христиан, как на Востоке, так и на Западе. (Дальнейшая речь наша будет идти о древних христианах, т. е. о христианах от II до IX века).
На Востоке это зло в течение долгого времени проявляется в незначительных размерах. До VI и VII века здесь встречаем лишь отдельные примеры пристрастия к азартным играм. Не то видим на Западе.
Западные христиане очень рано начинают увлекаться этим жалким делом (с конца II века) и не ослабевают в своем увлечении во все времена древней Церкви.
На Востоке первые примеры увлечения играми указываются в обществе монтанистов (в конце II в.), следовательно вне Церкви. Правда, монтанисты отличались очень строгими нравами, и примеры увлечения среди них играми, пожалуй, могут наводить на мысль, что если монтанисты, эти приверженцы очень строгой нравственной дисциплины, не в силах были бороться против страсти к играм, то тем более члены общества христианского, не доводившие строгости нравственных правил до крайности, тоже легко могли заключать в своей среде слабых братий, не чуждавшихся азартных игр. Но подобное заключение будет едва ли верно.
Монтантисты больше говорили о строгости правил их жизни, чем исполняли эти правила. У лицемерных людей всегда можно встречать больше скрытых пороков, чем у людей, не хвалящихся своей добродетелью, но зато в самом деле руководящихся этой добродетелью. Поэтому нисколько не удивительно, что если монтанисты, при их самохвальстве совершенством своей жизни, втайне допускали себе многие увлечения, последних совсем не знали действительные христиане, чуждавшиеся похвальбы своими правилами и поведением. В Восточной Церкви такого раннего времени, как конец II века, увлечение играми со стороны христиан могло встречаться разве изредка, при исключительных условиях, например, в таких больших и распущенных городах, как Александрия, вторая столица тогдашнего мира. Разумеем Климента Александрийского, который, по-видимому, знал некоторых александрийских христиан, показывавших наклонность к достойным осуждения играм. (Большая часть свидетельств, приводимых нами при рассказе о распространении игр между христианами, не цитируются здесь, ибо будут процитированы ниже).
Касательно же прочего христианского Востока, мы, к счастью, не имеем никаких свидетельств, которые бы доказывали, что члены восточных христианских общин увлекались азартными играми; и это должно сказать не только о II, но и о III и IV веках. Определенный случай достоверного характера, случай увлечения непозволительными с христианской точки зрения играми со стороны лица, принадлежавшего к Церкви, встречаем в V веке. Синезий, неоплатонический философ, обратившись к христианству, не оставляет своей языческой привычки проводить свободное время в играх, как это видно из его письма к своему брату Евоптию, где Синезий исчисляет те удовольствия и привычки, какие ему придется оставить при посвящении в епископа, в которого его выбрали жители Египетской Птолемаиды. Конечно, принимая во внимание этот случай, можно повидимому утверждать: если лица философского настроения, вроде Синезия, следовательно самые серьезные, увлекались жалкими играми, то тем естественнее допускать существование страстных игроков в среде христиан, менее просвещенных и менее строгих к себе.
Но такое заключение нам кажется поспешным. Нужно помнить, что Синезий, несмотря на свой философский ум, имел множество увлечений; во-вторых, он уже в зрелом возрасте перешел от язычества к христианству и потому нелегко мог бороться с застарелыми недугами, нажитыми им в язычестве. Поэтому заключать по поведению Синезия о поведении прочих христиан V века представляется неосмотрительным.
Вообще, кажется можно утверждать, что увлечение азартными играми встречалось нечасто между восточными христианами от II по V век.
Нельзя этого сказать о VI и VII веках истории христианского Востока.
Знаменитый Юстиниан в своем законодательном кодексе дает очень ясные факты, свидетельствующие, что игроки между христианами VI века размножились и их увлечение азартными играми приняло чисто болезненный характер. Так, в одном законе Юстиниана указывается, как далеко простиралась страсть к азартным играм в его время. Он говорит, что древняя игра в кости, на которую до сих пор смотрел закон снисходительно, сделалась предметом, достойным сожаления, потому что виды этой игры размножились и разнообразились. Мало этого: страсть к играм перешла, по уверению Юстиниана, в какое-то сумасшествие. Стали предаваться игре, замечает он, и такие лица, которые совсем не знали правил игры; они играли в азартные игры, зная почти одни названия игр; тем не менее они играли с самозабвением, со страстью, проигрывали свое состояние, посвящая играм день и ночь и не разбирая, играли во все игры. Юстиниан не молчит, что и сами лица духовные вовлекались в игру и, во всяком случае, с услаждением смотрели на игру других, так что их самих можно было считать увлекающимися игроками. Отчего зависело такое развитие страсти христиан к азартным играм во времена Юстиниана, трудно сказать. Можно полагать, что очень большое число язычников, обратившихся в это время к Церкви ради житейских соображений, принесли с собой и порчу нравов, заразившую членов христианского общества. В VII веке положение дел было не лучше. Пято-шестой (Трулльский) Вселенский собор борется против увлечения азартными играми как в среде мирян, так и клириков. Очевидно, число игроков было очень значительно и в VII веке между византийскими христианами. Этот собор налагает на игроков те же самые наказания, как и на любителей сценических представлений; значит увлечение играми так же озабочивало отцов собора, как и увлечение театрами, которое давно сделалось предметом порицания со стороны Церкви, как имеющее много точек соприкосновения с языческими нравами и преданиями. Вот что известно и приверженности членов восточного христианского мира к азартным играм.
Картина выходит много мрачнее, когда мы посмотрим, в