в ранние часы 16 июля 1338 года, с опозданием на семь недель. Сам король и примерно половина армии погрузились в Ипсвиче на корабли, собранные в устье реки Оруэлл. Остальные отплыли из Грейт-Ярмута. В конце месяца из Грейт-Ярмута вышел третий флот с опоздавшими и лошадьми. Это огромное скопление кораблей, всего 350, с почти 12.000 человек экипажа, перевезло на континент за две недели относительно небольшую армию. В ней было около 1.400 латников и почти 3.000 лучников вместе с их лошадьми, снаряжением и продовольствием. По большей части это была армия из добровольцев. Все воины служили добровольно, и все они, графы, баннереты, рыцари и оруженосцы, получали двойное от обычного военное жалованье. Лучники, чье участие в войне имело меньшее значение, получали обычное жалованье. Более половины из них были призваны в армию. Большинство остальных нанимались частным образом для службы в свитах знатных людей. Но не менее 445 человек из разных частей страны прибыли в порты по собственному желанию и объединились в свободные отряды. Эдуард III и его армия высадились в Антверпене 22 июля 1338 года, на виду у наблюдавшей с берега толпы зрителей, многие из которых приехали издалека, чтобы увидеть такое зрелище[401].

Примерно в то же время архиепископ Кентерберийский и епископ Даремский вместе с двумя кардиналами прибыли в Амьен для переговоров о перемирии. Это было чистое притворство. Английский король еще не забыл потрясение предыдущей зимы, когда кардиналы угрожали отлучить его от церкви и аннулировать его договоры с немецкими князьями. Некоторые из них были бы очень рады получить еще один повод для невыполнения своих обязательств. Эдуард III не мог позволить себе создать впечатление, что он потерял интерес к мирному решению. Поэтому Стратфорд и Бэри отправились из Амьена в Париж и были приняты там Филиппом VI в начале августа. Им было нечего сказать, и они дали понять Филиппу VI, что не намерены ничего предпринимать немедленно. Они хотели бы дождаться дальнейших инструкций из Антверпена. Насколько серьезно сам Филипп VI отнесся к этим предложениям, неизвестно, но он действительно назначил комитет своего Совета и распорядился, чтобы переговоры проходили недалеко от фламандской границы в Аррасе[402].

У французского короля были и другие заботы. Все лето он провел в своей столице, получая регулярные и в целом точные отчеты о трудностях своих врагов. Он знал, что возникли серьезные проблемы со снабжением английской армии: продовольствие было трудно достать как в Англии, так и в Нидерландах, а фураж для лошадей будет доступен в большом количестве только в июле или августе. Считалось, что в английской армии не хватает доспехов. Друзья в Германии сообщали Филиппу VI, что между Эдуардом III и его союзниками не все было благополучно. Очевидно, возникли определенные трудности с выплатой субсидий, и Людвиг IV Баварский угрожал выйти из союза. 26 июля 1338 года, когда Филипп VI узнал, что англичане наконец-то высадились на континенте, сбор французской армии был назначен на 8 августа. Реакция была не вполне удовлетворительной, так как за исключением пограничных провинций на севере, основной массой французского населения угроза не воспринималась всерьез даже сейчас. Ходили упорные слухи, что Филипп VI ведет переговоры со своим соперником, и многие французы предполагали, что перемирие будет заключено до наступления кризиса. Прибытие Стратфорда и Бэри делало эти слухи весьма правдоподобными.

Филипп VI мог только отрицать это и диктовать письма из Венсенского леса в выражениях, которые выдавали его растущее разочарование и, наконец, произвели некоторый эффект. К последней неделе августа французы были более или менее готовы на своей северной границе. Коннетабль, Рауль, граф д'Э, находился в Турне на границе Фландрии и Эно, примерно в 60 милях от Антверпена. С ним был сильный французский гарнизон, вооруженные контингенты города, граф Фландрии и беженцы от восстания Артевелде, большинство из которых были дворянами, обученными владению оружием. В сорока милях от него, в Камбре, епископ получил от Папы (по просьбе французского правительства) указание защищать свой город. Основная часть французской армии собралась на Сомме у Амьена и Сен-Кантена. Сам Филипп VI прибыл в Амьен к 24 августа 1338 года с Орифламмой, красной хоругвью Сен-Дени, которое великое бенедиктинское аббатство наделяло мистическим значением и торжественно вручало каждому французскому королю накануне войны: "Пусть Господь своей милостью и заступничеством вашего славного покровителя Сен-Дени дарует вам победу над всеми вашими врагами"[403].

В Аррасе Стратфорд и Бэри расположились в комфортных условиях со слугами и дипломатическим персоналом из более чем 200 человек. К концу месяца начались вялые переговоры, но два английских епископа были отвлечены более важными событиями в других местах. Дом Стратфорда стал оживленным центром сбора разведданных. В Амьен посылались гонцы, чтобы разузнать о ходе сбора французской армии, а в Париж — чтобы послушать сплетни о намерениях врага. В Антверпен регулярно отправлялись депеши с отчетами о ситуации во французских пограничных городах, о судоходстве в нормандских портах и о состоянии общественного мнения во Фландрии и Брабанте[404].

Пребывание короля в Антверпене началось с катастрофы. В свою первую ночь в городе он едва избежал смерти, когда нанятые для него дома были случайно сожжены его слугами[405]. Придя в себя, Эдуард III начал соизмерять свои ресурсы со своими обязательствами. В результате усилий епископа Линкольна он теоретически мог призвать своих союзников предоставить ему еще 7.000 человек, в дополнение к тем войскам, которые он привез с собой из Англии, и к постоянному притоку солдат удачи, которые прибывали в течение следующих трех месяцев. Но прежде чем союзники появились, они должны были получить плату и сроки выплаты им субсидий уже были сильно просрочены. К этому добавлялось жалованье их людей, которое должно было быть выплачено за два месяца вперед в начале кампании. Перспективы континентальной экспедиции Эдуарда III полностью зависели от принудительного займа в 20.000 мешков шерсти, который Парламент разрешил в феврале. Сбор этой шерсти продолжался с конца февраля, были приняты меры по ее хранению в портах восточного побережья и отправке за счет короля в Антверпен. Для того чтобы король мог выгодно продать ее, весь остальной экспорт был запрещен, если на это не было лицензии, а лицензии выдавались только самым благосклонным кредиторам Эдуарда III и подданным его важнейших союзников. Поэтому, прибыв в июле в Антверпен, король ожидал найти склады, заполненные шерстью, за которую, при умелой продаже, можно было выручить от 150.000 до 200.000 фунтов стерлингов. На самом деле склады были почти пусты. До 5 июля 1338 года, менее чем за две недели до отправления английской армии, шерсть вообще не отгружалась. К концу июля было отгружено всего 1.846 мешка.