— Придется тебе, приятель, бить отбой! Надо, чтобы все пошло насмарку, — о чем вы с ним толковали. И главное, не показывай вида, что знаешь, кто он такой, не сторонись его, но потихоньку-полегоньку откажись от всех своих слов. Говорил, что легион — предательство, — убеди, что изменил свое мнение. Говорил, что хочешь бежать, а теперь скажи, что отдумал. Ты ведь не ребенок, сам понимаешь, как и что сказать. В общем, отделайся от него во что бы то ни стало.

— Надо бы все это проверить, — вмешался Великанов. — Может, и зря наговорили на человека? Кем был этот Филоян в армии?

— Говорит — командиром батальона.

Великанов почесал затылок.

— А человек, рассказывавший тебе о нем, заслуживает доверия? Надежный? — спросил он Оника.

На этот раз призадумался и Оник.

Он недавно познакомился с Султаняном. Узнал, что до войны тот работал в одной из больниц Еревана. Дома оставил жену и двух ребятишек, которых очень любит. В плен попал в Крыму, был в нескольких лагерях и вот оказался здесь. Султанян явно избегал говорить с Оником на политические темы и только однажды приоткрылся, когда сообщил о прошлом Филояна. Неужели доктор мог возвести напраслину на человека? — как будто он не таков. А впрочем, надо еще приглядеться.

Великанову не терпелось:

— Давай-ка, Оник, лучше «Правду» почитаем!

— Не спеши, — поднялся Оник. — У меня дело есть к доктору. Закончу, — тогда и прочтем. Саядян, оставайся тут с ребятами, я скоро вернусь.

3

Султанян, когда он был не занят, любил полежать на диване.

— Новую партию пленных привезли! — сообщил ему Оник.

— Армяне?

— Да. Два моих товарища среди них.

— Это неплохо — тебе будет веселее.

Оник сел за столик и, приняв безразличный вид, развернул «Правду».

Доктор приподнялся на локте. Потом сразу вскочил:

— Что это у тебя?

Оник, притворившись непонимающим, начал озираться по сторонам. Доктор выхватил у него газету. Заметно было, как дрожат его руки.

— Я об этом спрашиваю.

— А, это? Это… газета. Ребята притащили огурцы…

— Какие огурцы? Что ты мелешь?

— Обыкновенные соленые огурцы, — усмехнулся Оник и протянул руку к «Правде». — Дай сюда, я отдам парням на курево.

— Ты с ума сошел! Тебя же за это арестуют!.. На курево я дам бумагу. Вон у меня под матрацем лежат немецкие газеты, пускай курят. А эту… — эту нельзя!

Он пробежал глазами заголовки первой страницы и изменившимся голосом повторил:

— Эту нельзя!.. «Новый разгром немецко-фашистских войск»…

Доктор быстро подошел к двери, чтобы накинуть крючок. Дверь оказалась запертой.

— Это ты закрыл?

Вопрос был излишним: в комнату после Оника никто не входил. Конечно же дверь запер Оник. Для чего? Доктор не стал спрашивать, — все было ясно.

Не сдерживая себя больше, доктор прижал «Правду» к груди:

— Это же наша «Правда», ты понимаешь?

Оник тоже не мог обманывать доктора.

— Да, понимаю, — сказал он. — И я принес ее для тебя…

— А где взял?

— У Саядяна. Он сегодня ходил на работу, там ему передал ее один поляк.

Доктор схватился за голову:

— Филоян знает?!..

— Нет, Филоян об этом ничего не знает. И не узнает, можешь быть уверен.

— Смотри, Оник!..

— Уж поверь мне.

— Ты уже прочел?

— Нет, хотел здесь почитать.

— В таком случае, садись и читай, а потом я заберу ее у тебя.

— Но ведь приехавшие ребята тоже хотят знать о том, что делается на свете…

— Какие ребята?

— Мои приятели.

— Что же, бери! А потом сразу принесешь мне, — я спрячу газету у себя.

— В таком случае, читай ты первым, доктор. Мы подождем!..

На следующий день Оник пришел к Султаняну за газетой.

— Я дал ее ненадолго одному из моих друзей, — извинился доктор. — Верну, не беспокойся!..

Оник был не против, чтобы «Правду» читали другие. Его тревожило одно: не проболтался бы кто-нибудь, что в лагере появилась советская газета. Доктор понял его сомнения.

— Ты за кого меня принимаешь? — даже рассердился он. — Я же знаю, в чьи руки дать «Правду»!..

А в один из ближайших дней на прием в больницу явился пленный, которого звали Вагаршаком Парваняном. Пришел он якобы на перевязку. Больных в это время не было, и он вступил в разговоры с Оником. Сказал, что до войны работал в Министерстве земледелия Армении и побывал во всех ее уголках. Да, был он и в селе Лачи, знает председателя колхоза Газаряна, знает председателя сельсовета Месропяна, помнит и директора школы Мкртумяна.

Впервые Оник встретил в лагерях человека, бывавшего на его родине, знавшего его односельчан, Парванян припомнил даже некоторые забавные черточки в характере этих людей, словно только вчера их видел. Оник даже пожалел, что познакомился с Парваняном не сразу по прибытии. Он сказал об этом ему.

Парванян стал серьезным. Разговор их, шутливый до этого, перешел на деловой тон.

— Наверное, когда ты приехал сюда, тебе показалось, что все мы, как бараны, примирились со своей участью? Ведь так? Но это поверхностное впечатление. Кой-какая работа все-таки у нас ведется. Существует в лагере подпольный комитет, и вчера ты включен в его состав.

— Я? — изумился Оник.

— Да. Не возражаешь?

Оник покраснел, как мальчик.

— Конечно, нет! Только… почему мне раньше никто ничего не сказал об этом?

— И не мог никто сказать! А теперь меня и доктора уполномочили сообщить тебе об этом.

— Доктор до последнего дня не доверял мне, кажется…

— Это не так. Он взял тебя к себе по указанию комитета… и — сам понимаешь, без этого нельзя: мы проверяли тебя. Сейчас, как видишь, все ясно. Заседания комитета делаются только в самых необходимых случаях. Ты обязан участвовать… Сейчас комитет поручает тебе через Саядяна связаться с тем поляком, который дал ему «Правду». Надо точно узнать: наш это человек или шпион. Пусть этим займется Саядян. А если он не сумеет, поручишь другому. Наша основная цель — при удобном случае перейти к партизанам. К этому надо подготовлять людей. Обо всем, что ты будешь делать, докладывай доктору. Я слышал, ты встретил двух своих друзей. Что за ребята?

— О! Братья родные, — мы вместе бежали из лагеря.

— Значит, их тоже возьмем на учет. На этом сегодня кончим. При посторонних не обращайся ко мне ни с какими вопросами, не показывай виду, что знаешь меня. В случае, если будет необходимость, встретимся здесь. А теперь перевяжи-ка мне руку!..

Оник забинтовал руку Парваняна, на которой была какая-то пустяковая царапина, и тот ушел.

Оник искренно радовался, что нашел, наконец, таких единомышленников, как Султанян и Парванян. Он понимал, что для подрыва армянского