На полуторные оклады подписались виднейшие востоковеды академики В.В. Струве, А. П. Баранников, член-корреспондент Академии наук СССР П.В. Ернштедт, профессоры А. К. Боровков, И.Н. Винников и другие»[697].

«Дружно началась подписка на новый заем у ленинградских писателей. ‹…› На 15 тысяч рублей подписался поэт А. А. Прокофьев. Литературовед Б. Мейлах подписался на 17 тысяч рублей, профессор Б. Эйхенбаум – на 11 тысяч рублей, писатель Е. Шварц – на 10 тысяч рублей»[698].

Причем подписка на заем производилась не только по основному месту работы, но в любом месте, где гражданину причитались денежные выплаты.

В мае 1949 г. традиция займов не могла прерваться. Последние известия Ленинградского радио сообщали 3 мая:

«Слушайте записанное на пленку выступление члена-корреспондента Академии наук СССР, заслуженного деятеля науки и техники, профессора Ленинградского университета имени Жданова Ивана Ивановича Жукова:

– Отличительной чертой больших русских ученых было то, что они всегда стремились связать теорию с практикой, науку с жизнью. Ярким примером тому служит деятельность таких великих представителей русской науки, как Ломоносов, Менделеев и других, которые подчиняли свою исследовательскую работу развитию производительных сил родной страны.

В наше советское время деятельность научных учреждений подчинена великой задаче укрепления экономического могущества и культуры страны, строительству коммунизма. Советское государство развивается на основе самой передовой науки и вдохновляется бессмертными идеями Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина. Наше родное советское государство ведет вперед величайший гений человечества, корифей науки Иосиф Виссарионович Сталин.

Наш коллектив – Ленинградского государственного Университета имени Жданова – считает своим долгом еще крепче связать научную деятельность с практическими задачами строительства. Выражением этого является творческое содружество с производством, которое ширится с каждым днем.

Горячо приветствуя новый заем, понимая его громадное значение для развития социалистической экономики и культуры, мы, ученые, убеждены, что он позволит еще шире и плодотворнее развернуть нашу работу во всех областях науки и тем внести новый вклад в развитие производительных сил страны, еще более укрепить могущество нашего государства.

Коллектив Университета всегда встречал выпуск займов с исключительным подъемом. С таким же единодушием мы подписываемся и на новый четвертый государственный заем восстановления и развития народного хозяйства СССР. Дружная подписка на заем является новой яркой демонстрацией нашей преданности Родине, великой партии большевиков, товарищу Сталину»[699].

Обязательства по облигационным займам принудительно размещались среди рабочих и служащих вплоть до 1957 г., когда сумма их стала столь велика, что было принято совместное постановление ЦК КПСС и СМ СССР «О государственных займах, размещаемых по подписке среди трудящихся Советского Союза», после чего размещение займов было прекращено, но и перестали производиться выигрыши, а погашение выпущенных займов было отсрочено на двадцать лет. Выкуп облигаций, причем по совершенно несопоставимым ставкам, начался лишь в 1974 г., а закончен был в 1980-х гг.

Внутрипартийная борьба выстреливает «Ленинградским делом»

Ведя речь о Ленинграде 1940-х гг., нельзя не остановиться на так называемом «ленинградском деле». Эта печально знаменитая акция Сталина, в результате которой была ликвидирована часть высших руководителей СССР и практически все руководство Ленинграда, не только изменила баланс политических сил в сталинском окружении, но и трагическим образом отразилась на самом Ленинграде.

Большой энциклопедический словарь дает следующую его формулировку:

«“Ленинградское дело” – серия дел, сфабрикованных в кон. 40-х – нач. 50-х гг. по обвинению ряда видных партийных, советских и хозяйственных работников в измене Родине, намерении превратить ленинградскую парторганизацию в опору для борьбы с ЦК и т. п. Среди привлеченных – Н. А. Вознесенский, М. И. Родионов, А. А. Кузнецов, П. С. Попков, Я. Ф. Капустин, П. Г. Лазутин. Указанные шестеро подсудимых приговорены к расстрелу, остальные – к длительным срокам тюремного заключения. Следствие велось незаконными методами, судебный процесс проведен тенденциозно. Одновременно был осуществлен массированный разгром ленинградского партийно-административного руководства. В последующем все были реабилитированы, большинство посмертно»[700].

Фабрикация «ленинградского дела» имеет причину – борьбу в высшем руководстве страны за возможность стать наследником Сталина. Несмотря на болезненность и 70-летний возраст, Сталин, в силу характера и личностных качеств, даже самым ближайшим окружением неизменно воспринимался как незыблемый атрибут действительности, а потому возможность его смерти в конце 40-х гг. если и учитывалась в умах членов Политбюро, то лишь как трагическое, почти апокалиптическое событие; мало кто верил в то, что Сталин может вот так просто взять и умереть. Именно поэтому основная борьба в высшем руководстве страны, давно и умело срежиссированная самим диктатором, велась за возможность быть его фаворитом, а отнюдь не наследником. (Тем более что наследник – «должность» крайне уязвимая.)

Борьбой за похвалу Сталина, за возможность служить ему советчиком в партийных и государственных вопросах, за право оказаться наилучшим исполнителем его воли могут быть объяснены громкие послевоенные события. Каждый старался выполнить поручение с блеском, однако, проводя очередную идеологическую кампанию, любой из секретарей ЦК неминуемо преследовал и личные, конъюнктурные интересы, одновременно пытаясь если не дискредитировать, то хотя бы умалить заслуги соперников в глазах патрона.

«Партийное чиновничество не было некой аморфной, безликой массой, слепым орудием вождя. Под внешним, обманным слоем единодушия в верхних слоях партийно-советской бюрократии сосуществовало множество различных группировок, противоборствовавших друг другу и имевших свои специфические интересы. И Сталин не только не опасался этой внутриноменклатурной грызни, а, наоборот, в интересах укрепления собственного единовластия периодически стравливал своих придворных и чужими руками устранял тех, кто, как ему казалось, в наибольшей степени стремился стать его наследником»[701].

К 1945 г. у подножия сталинского трона сложились две наиболее крупные группировки высшей партийно-государственной номенклатуры; и даже те члены высшего руководства, которые интуитивно сторонились «групповщины», вынуждены были в этой фракционной борьбе примыкать к одной из групп.

Возвращение А. А. Жданова в Москву и смерть А. С. Щербакова превратили в хаос сложившееся во время войны равновесие в высших структурах власти. Происходившее по воле Сталина возвышение роли А. А. Жданова оказалось болезненным для Г. М. Маленкова: он не без оснований почувствовал себя обойденным. А с переводом в Москву на пост секретаря ЦК ВКП(б) ленинградца А.А. Кузнецова крен еще более усилился. Тогда уже стали окончательно распадаться налаженные за годы войны связи будущих соперников, такие, например, как дружба Г. М. Маленкова и Н. А. Вознесенского. Тогда же началось зарождение двух фракций: «москвичей» (Маленков, Берия, Каганович, Молотов, Булганин, Попов…) и «ленинградцев» (Жданов, Вознесенский, Кузнецов, Ворошилов, Косыгин…). Причем именно Жданов, выдвигая близких ему людей, провоцировал идейное объединение ленинградцев – с приходом в ЦК А. А. Кузнецова это стало бросаться в глаза. Также необходимо подчеркнуть тот факт, что сам А. А. Жданов Г. М. Маленкова не