– Я не был уверен, что ты появишься на турнире.

– Это мой долг.

– Учитывая обстоятельства, связанные с твоим отъездом из Толамера, твое чувство долга поставлено под большое сомнение.

– Весьма странная ситуация, – согласилась я, изо всех сил стараясь не скрипеть зубами, – быть правителем кантона и при этом не владеть в нем ни землей, ни даже родовым замком.

– Прими мои соболезнования в связи с кончиной твоего дедушки, – пробормотал он. – Он был хорошим человеком.

– Хотя и слишком доверчивым, – согласилась я.

– Он знал свое место. – Его упрек был безошибочен. Очевидно, что я своего места не знала. С другой стороны, Арот всегда знал, что мое «место» – в браке с его сыном Оретом.

Я бы предпочла нажраться навоза.

Мои кулаки сжались сами собой.

– Возможно, потому, что ты никогда не пытался заставить его вступить в нежеланный брак.

– Наглость неприлична.

– Так же как и обращение внимания на долги кого-то, кто находится под вашей идоррой.

– Орет бы выплатил эти долги и вернул их тебе в качестве свадебного подарка.

– Это должно было быть утешением или угрозой?

Он шумно вдохнул воздух и выдохнул, прорычав:

– Так я защищал тебя, даже если ты этого не понимаешь!

Я с трудом сдержалась, чтобы не сказать что-нибудь опрометчивое. О, я хотела сказать ему очень многое! Я хотела спросить, как ему удалось породить такое мерзкое существо, как Орет, – ведь его старший сын, Илвар, отличался от Орета так же сильно, как ночь от дня. Я хотела знать, почему Арот предал доверие моего дедушки.

Но я не спросила. Я и так уже зашла намного дальше, чем это позволяли приличия. Еще слово – и он был бы вправе и вовсе посадить меня на привязь.

Я склонила голову, глядя на него настолько пристально, насколько я могла это делать, не отворачиваясь от алтаря:

– Орет считает, что его право командовать мной – естественный порядок. Он думает, что он жеребец, а я должна быть кобылой. Но это не так, и я никогда ею не буду.

Он пристально посмотрел мимо меня – туда, где сидела Дорна, не двигаясь и едва дыша.

– Тогда тебе следовало пойти на Фестиваль Поворачивающихся листьев.

Меня затопил гнев: гнев на Орета, гнев на его отца, гнев на моего собственного дедушку за то, что он поставил меня в такую ситуацию. Предложение маркрива обожгло огнем. Не потому, что я плохо относилась к тем, кто провел свой год в услужении богини природы Галавы в обмен на ее дар. Если Дорна жила счастливее, будучи не того пола, что был у нее при рождении, а как женщина, то кто мог усомниться в этом? Если маркрив решил стать мужчиной, это тоже было его правом.

Но я хотела остаться женщиной.

В то время как маркрив, казалось, думал, что я могу быть жеребцом только в том случае, если мой пол и гендер будут совпадать. Внезапно я поняла, откуда у Орета взялось это мерзкое мнение.

Подушка под моими ногами начала нагреваться.

Нет… Нет! Не здесь. Не сейчас.

Я вдохнула и попыталась успокоиться. Я взмолилась Хореду, нараспев повторяя себе под нос Литанию Вызова.

Я вдохнула и закрыла глаза, чувствуя, как внутри меня нарастает глубокая горечь.

– Как мало вы знаете своего сына, если думаете, что смена моего пола изменит его потребность контролировать меня.

– Орет очень любит тебя.

– И Орет думает, что лишь его выбор имеет значение.

Я услышала, как Арот встал.

– Но это не оправдывает твою неспособность исполнить твои обязательства… Прошу прощения?

Я открыла глаза и посмотрела вверх.

Там стоял Митрос, протягивая Дорне руку и помогая ей встать.

– Приношу свои извинения, что потерял вас. Позвольте, я покажу вам дорогу. – Увидев, что Дорна успокоилась, он протянул мне руку.

Арот Малкоссиан прищурил глаза:

– Не думаю, что ты знаешь, кого ты…

Митрос встретился с ним взглядом.

С лица маркрива разом сбежала краска.

– Я… – оборвал он речь на полуслове и заморгал.

Митрос шагнул к маркриву. Сейчас капитан наемников казался намного больше, чем снаружи, казалось, он занимает огромное количество места. И пусть мужчин разделяло несколько футов, но Арот отступил назад, словно Митрос стоял слишком близко.

Никто не смотрел на происходящее, кроме моих людей и людей Арота. Остальные были заняты курением благовоний, чтением молитв или тем, что оставляли цветочные венки на шеях священных лошадей.

Солдат положил руку на меч. Маркрив покачал головой, и мужчина опустил руку.

Арот уже не обращал на меня никакого внимания. Вся его энергия сосредоточилась на Митросе. Я понятия не имела, о чем думал или что чувствовал маркрив, но глаза его были широко раскрыты и полны страха.

Митрос поднял руку. Арот вздрогнул, но не пошевелился, и Митрос опустил ладонь на затылок Арота, коснувшись лбом его лба. Митрос каким-то образом смог превратить традиционное приветствие в нечто агрессивное. Состязательное.

Приветствие, которое всегда было приветствием равных, теперь стало актом доминирования. Арот издал звук, но я не могла сказать, какие эмоции он испытывал.

– Иди, – приказал Митрос, отпуская Арота. Маркрив Ставиры отступил на несколько шагов и, споткнувшись о кающегося грешника, возносящего молитву, принялся поспешно извиняться. Затем на миг обернулся и, жестом приказав солдатам следовать за ним, направился прочь.

Арот на меня даже не оглянулся.

Митрос, улыбаясь, повернулся ко мне:

– Прости меня за это.

– Хоред?! – Это имя вырвалось прежде, чем я смогла остановить себя, и в нем одновременно звучали и вопрос, и молитва, и утверждение. На прошлой неделе я уже встречалась с богиней – и встреча с еще одним богом уже не казалась чем-то невозможным. Но я выросла на тысяче историй о богах, и ни в одной из них Хоред не изображался чернокожим ванэ из Манола.

Но ведь никто и не говорил, что он не может быть им.

Улыбка немного сползла с его лица, но затем вернулась и засияла еще ярче:

– Пожалуйста, зови меня Митрос. Пошли. Нам сюда.

Митрос повел нас в заднюю комнату, в которую вела вниз, под Храм, длинная лестница. По этому же проходу шли и жрецы Хореда, но они не обращали на нас никакого внимания. Некоторые кивали или махали руками Митросу, когда он проходил мимо.

Когда мы вышли из-под главного свода собора, сэр Барамон повернулся ко мне:

– Это был Арот Малкоссиан? Что случилось? С тобой все в порядке?

– Я в порядке. Он пришел помолиться.

– Но что…

Я покачала головой:

– Поговорим позже.

Группа погрузилась в молчание. Нинавис