Ада, намазывая на слегка подрумяненный тост паштет. Всегда аккуратная, она не позволяла ни крошке упасть на свой белый костюм. Джоанна однажды поинтересовалась, как той удавалось оставаться безукоризненно чистой, и получила в ответ поцелуй и заявление, что все дело заключалось в уверенности.

– Кто угодно может украсть «Мону Лизу», – вернулся к предыдущей теме Гас.

– Я не говорю о том, чтобы выхватить картину из рук старикашки, – возмутилась Рут.

– Да я и сам бы так не стал делать. За кого ты меня принимаешь? – парировал дядя. – Я бы тоже обставил похищение по всем правилам.

– Все равно это подделка, – заявил Берти. Его реплика привлекла всеобщее внимание. Тогда он продолжил, будто удивляясь, что никто из родных не знает очевидных вещей: – Одна из венецианских семей приобрела оригинал, пока краска еще даже не высохла.

– Ты уверен? – уточнила тетя Ада. – Я слышала то же самое о покупке картины Найтингейлами. Причем с теми же деталями насчет краски.

– Хм, интересно, сколько же копий продал Лео? – задумался Берти.

– Вернемся к теме, – недовольно напомнила Рут. – Я говорю, что смогла бы украсть «Мону Лизу» из Лувра. – Она заметила стоявшую в дверях Джоанну и торопливо добавила: – Но, конечно, не стала бы этого делать. – И процитировала ее: – «Потому что воровать – нехорошо».

Иногда при виде сестры Рут вместо приветствия объявляла: «Идет блюститель нравственности!» Хотя говорила это без издевки, а тепло, почти гордо, словно сообщала о приближении президента или телезвезды.

Сейчас кузина и вовсе спрыгнула с батареи, подскочила к Джоанне и обняла ее одной рукой за плечи, спросив:

– Чем хочешь заняться в свой прощальный день в Лондоне?

Джоанна почувствовала привычный прилив тепла, за которым последовал болезненный укол разочарования. Сколько раз она вот так входила в помещение, и родственники тут же меняли тему разговора, обрывая обсуждение со словами: «Ей не нравится сплетничать о таких пустяках» или «Не при Джоанне».

– Я… – начала было она.

– Знаю, знаю, – вздохнула Рут. – Сначала тебе нужно куда-то сбегать. Не парься, встретимся потом там, где скажешь. – Она слегка подтолкнула Джоанну плечом. – И куда ты каждый день ходишь?

– Тебе бы там не понравилось, – заверила она и схватила с тарелки кузины надкушенный тост. – Ты ведь уже доела, так?

– Нет, – проворчала Рут, но не попыталась отобрать свой завтрак, и вообще выглядела даже радостной, так как сильно беспокоилась из-за отсутствия аппетита болевшей сестры, хоть и старалась этого не показывать.

– Возьми с собой фрукт, если планируешь долгую прогулку, – предложил дядя Гас, достал из корзины апельсин и дал его племяннице. – Нужно есть побольше витамина С.

Эту деталь она тоже уже забыла. Дядя считал, что витамин С может вылечить любую болезнь: от обычной простуды до сломанной ноги. Джоанна улыбнулась дрожащими губами и с трудом сглотнула. Как же она скучала по родным!

Красный апельсин оказался ароматным, тяжелым и кроваво-алым. Идеально спелым. И совершенно не по сезону, как медленно осознала Джоанна. Эти фрукты созревали зимой. Но, может, цитрусы завезли в магазин из других стран. Или же кто-то из членов семьи перемещался в то время.

– Что, чрезмерно опекаю? – вздохнул дядя Гас.

– Нет, – покачала головой Джоанна и выдавила улыбку, но все же положила апельсин обратно в корзину. – Я пойду переодеваться.

Бабушка сидела на ступенях крыльца, когда внучка вышла наружу, и подвинулась, чтобы освободить ей путь, вздохнув:

– Джеральдин, которая живет через два дома отсюда, только что потащила гулять на поводке жирнющего рыжего кота с белыми лапами. Видимо, кризис среднего возраста не пощадил и ее. – Затем сделала глоток чая из чашки и спросила: – Вернешься к ужину? Я собираюсь приготовить пудинг из патоки.

Повинуясь импульсу, Джоанна наклонилась и крепко обняла бабушку. Та на секунду удивленно замерла, а потом поставила кружку на крыльцо и прижала внучку к груди, хотя «телячьи нежности», как выражалась Рут, в их семье были не приняты.

Однажды Аарон назвал бабушку «устрашающей Дороти Хант», но сейчас она казалась хрупкой и совершенно безобидной.

– Не пропущу ни за что на свете, – пообещала Джоанна и направилась к своему уже привычному пункту назначения.

Она вспомнила, как впервые вернулась к Холланд-Хаусу после обрушения. С тех пор прошла уже неделя. Ноги все еще с трудом держали ослабевшую после болезни девушку. Вид музея так же шокировал ее, как и встреча с живыми родственниками. Бабушка упомянула, что от поместья остались лишь руины, но ничто не могло подготовить Джоанну к этому зрелищу.

Западное крыло здания полностью исчезло. Там раньше находилась библиотека, где они познакомились с Ником, и общая спальня, где умерла бабушка. Восточное крыло уцелело, хоть и тоже сильно пострадало. Прежней осталась лишь центральная часть Холланд-Хауса, теперь служившая фасадом для хостела.

Джоанна медленно, будто в тумане, вошла внутрь и обнаружила совершенно неузнаваемое современное помещение с непривычным расположением комнат. Там, где раньше находилась позолоченная палата, теперь была большая спальня веселой расцветки с двухъярусными кроватями, напоминавшими о детском саде.

В брошюре, найденной на информационной стойке, сообщалось, что здание пострадало во время войны: на него сбросили двадцать две бомбы за одну ночь. Джоанна свернула буклет и побрела к потайному алькову, выходящему на сад георгинов. Поместье, может, и изменилось, но она по-прежнему знала некоторые его секреты. Там она свернулась на скамейке, полускрытая пологом ползучей зелени, и углубилась в чтение новой истории Холланд-Хауса.

Прежде, в исчезнувшей хронологической линии, в тысяча девятьсот пятидесятых годах его выкупила частная компания и превратила в музей. Теперь же, в этом времени, поместье уничтожили еще до того, как это могло произойти. Обгоревшие руины стали собственностью района Кенсингтон. Все это было написано в брошюре черным по белому.

Джоанна очень долго сидела там. Что бы ни говорилось в буклете, она знала, что разрушение – дело ее рук. Видимо, изменение истории Ника повлияло и на историю поместья. Должно быть, отголоски дара неудачно зацепили и Холланд-Хаус.

Оставалось лишь гадать: если подобное произошло со зданием, то какие еще могли случиться изменения в потоке событий? Пусть и непреднамеренно.

Теперь, в свой последний день в Лондоне, Джоанна медленно шагала по привычному пути, минуя Кенсингтон-Хай-стрит, к тому, что осталось от Холланд-Хауса.

«И куда ты каждый день ходишь?» – спросила Рут.

Джоанна и сама не знала, зачем постоянно сюда возвращалась. Возможно, чтобы наказать саму себя. Когда она видела, что сотворила с местом, которое так любила, невыносимая тяжесть на сердце хотя бы получала разумное объяснение. А еще все здесь было наполнено воспоминаниями о том, чего больше не существовало. Гуляя в саду среди деревьев, Джоанна могла представить, что Ник шагает рядом.

Сейчас кроме нее на тропинке виднелись