В это время Евг. Подпова уже крепко держали под локоть.

— Не холодно? — дружески спросил его милиционер, пожилой, весь отдавший себя Партии и уже упомянутому Народу старшина, от которого, как это ни странно, почти ничем не пахло в этот поздний час.

— Маленько холодно, — признался Евг. Подпов.

— А документы есть? — Старшина ласково заглянул в его закрытые глаза.

— Есть, — сказал Подпов.

— Ну, тогда я пошел. А тебе я верю, парень, и думаю, что ты оправдаешь наше доверие, — вытянулся перед ним старшина. — Да здравствует социалистический реализм!

Отдал честь, щелкнул каблуками да и был таков.

А Подпов тогда занялся делом. Сначала он хотел поджечь Корифееву дверь или прислать ему «черную метку». Но постепенно ему стало ясно, что дверь без бензина поджечь очень трудно, а «черную метку» бесшабашный гуляка просто-напросто не заметит.

Тогда Евг. Подпов решил наградить товарища медалью. Название медали — «МЕДАЛЬ БЕРИИ». Вот описание этой медали.

На золотом фоне кругляшкá, вырезанного перочинным ножом из валявшейся под скамейкой жестянки, по центру располагается традиционное русское слово, состоящее всего лишь из трех букв. А внизу изящным шрифтом «рондо» вычеканено: «МЕДАЛЬ БЕРИИ».

К награде прилагается удостоверение, скрепленное печатью. Текст удостоверения гласит:

ЗА БЕСПРИМЕРНОЕ ПАСКУДСТВО,

ЗА ОСТАВЛЕНИЕ ТОВАРИЩА В ЭТОЙ ЧУЖДОЙ

АТМОСФЕРЕ,

ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ, БЕЗ КАПЛИ СПИРТНОГО

НАГРАЖДАЕТСЯ

«МЕДАЛЬЮ БЕРИИ» № 1

Корифеев Вик. (вписано от руки).

–

Точка — стоп.

Подпись — Подп.

Весьма довольный выполненной «задумкой», Евг. Подпов поглядел на выпучившуюся луну и захохотал, как идиот, подтверждая тем самым свою репутацию идиота. И вторило ему эхо объединенного кладбища, где лежат друг против друга окончательно отмучившиеся Есенин Сергей и Андрей Платонов.

И хотел, в знак уважения, раздеться догола и сплясать около дорогих могил, чтобы окончательно наступил социалистический реализм, но еще холоднее стало на улице… пропел петух… подул ранний утренний ветер, и крупные снежинки стали таять, падая на Подпова. Подпов ругнулся, поймал такси и, жалея денег, велел его везти куда-то: СЕМИДЕСЯТЫЕ…

* Решительно не понимаю, зачем этот рассказ отобрали у меня в 1980 году ребята с Лубянки и не вернули мне его никогда, подав бумагу, где было написано, что этот рассказ, равно как и несколько других моих сочинений, подлежит уничтожению как «идейно-ущербный, близкий (!) к клеветническому, с элементами цинизма и порнографии». Решительно не понимаю… За своего Берию, что ли, обиделись? Рассказ как рассказ… Не хуже и не лучше. Какой чепухой занимались взрослые коммунистические люди! Неудивительно, что весь их коммунизм лопнул, как надутый презерватив.

Евг. Подпов, Вик. Корифеев. — Всякое сходство этих персонажей с реально существующими персонами запрещается.

Евг. Подпов поглядел на выпучившуюся луну и захохотал, как идиот, подтверждая тем самым свою репутацию идиота. — Еще раз напоминаю, что литература и жизнь существуют в разных пространственно-временных измерениях. Упомянутые ребята с Лубянки этого тогда, очевидно, еще не знали, отчего им и спихнули с их площади их Дзержинского.

Укокошенный киш

Что за замечательные часы подарил мне к моему двадцатитрехлетию мой друг Ромаша. Они настолько замечательные часы, что я их смело вставляю в этот рассказ.

Вот они. Позолоченные и походят на золотые, они показывают день, час, минуту и секунду. Они называются «Восход», а на тыльной стороне имеют гравировку. И знаете, что там выгравировано? Не знаете и не узнаете никогда, потому что я этого никогда не расскажу, а также потому, что эти часы с меня недавно сняли.

И вот надо же — такие замечательные часы с меня недавно сняли. Сняли начисто, а сейчас еще хотят с работы, что ли, увольнять. Не знаю. А впрочем, не буду забегать вперед, читайте сами, как было дело.

По служебным надобностям я, пока еще совсем почти еще молодой специалист, закончивший Московский геолого-разведочный институт им. С. Орджоникидзе, попал путешествовать в промышленные города и поселки заполярной тундры и лесотундры Кольского полуострова со своим начальником.

И попал я в город, который назову условной буквой X, чтобы его никто не узнал.

Прекрасен город X!

Он славен своими никелевыми рудниками! До сих пор вспоминаю его с большим удовольствием! Что за дивный город вырос в заполярной тундре Кольского полуострова! Его надо было бы тоже назвать Дивногорском, как тот город на сибирской реке Е., где Партия и Правительство построили для народа рукотворную ГЭС, перегородив для этого реку Е. Пускай было бы в Советском Союзе два Дивногорска! Разве это плохо?

Дома с башенками, дома строгих и нестрогих линий, с выдумкой, изюминкой и прочим всем. Архитектурно-стилевое единство города проявляется в каждом его доме, улице и кирпиче. Фонтаны есть. Статуя неизвестного оленя. Вот какой город, город X!

Впрочем, нам с начальником довольно некогда было любоваться архитектурно-мемориальными красотами заполярного красавца. Мы приехали по важнейшей служебной надобности и весь день просиживали в приемных различных начальников, а также были на заседании, где рассматривали какие-то чертежи, развешенные на стене.

После окончания дня мы отправлялись прямо в двухместный номер гостиницы горкоммунхоза и там от усталости буквально падали с начальником с ног в свои деревянные кровати и засыпали там до утра сном много и хорошо поработавших мужчин.

Лишь изредка у меня, как у более молодого товарища, доставало сил выйти из гостиницы и посетить кино, кафе, ресторан «Белые ночи» или клуб.

— Ага. Вот оно в чем. Здесь начинается, — мог бы смекнуть более сведущий в житейских делах человек, чем вы, читатель. И он бы оказался совершенно прав.

Дело в том, что действительно, вот и в тот печальный моей жизни день, когда с меня сняли часы, я решил было пойти посмотреть в клубе «Дом металлурга» новый югославский фильм, как позднее выяснилось — детектив под названием «Главная улика».

Звал я с собой, конечно, с уважением и начальника. А он взял да и отказался.

— Ты иди, — говорит, — ты — молодой. Посмотришь.

А я вижу, что он уже сейчас заснет, и говорю:

— Ну, я пошел.

Он же глаз раскрыл и мне очень ласково:

— Иди, иди. Ты — молодой, а я это кино уже видел. Там одна баба вроде бы кого-то убила, а может быть, и нет. В общем — придешь, расскажешь.

И точно — баба. Актерка.

Убила, падла, молодого прекрасного замечательного певца популярных песен, который, несмотря на молодость, весь погряз в разврате и картежной игре, а также пожертвовал СЕМЬ миллионов ихних югославских денег на землетрясение и его жертв. Сам был из бедной семьи.

У него девки по квартире голые ходили,