Уверенность Антипатра лишила меня дара речи. Жрец серьезно кивнул. Джал упал на колени и умоляюще посмотрел на меня. Я посмотрела на Кемсу, надеясь, что он скажет мне, что Джал заслужил свою судьбу, но вместо этого он обнял меня, словно доблестного воина, собирающегося отправиться на опасную миссию, и смахнул слезу с глаз.

— И подумать только, что это я, смиренный Кемса, привел вас к вашей судьбе!

Все они были полны решимости, чтобы я поступил так, как пожелала богиня. По правде говоря, какая-то часть меня была польщена их доверием и заинтригована вызовом. Но, оказавшись внутри пирамиды, эта моя часть начала уменьшаться и тускнеть, подобно пламени догорающего факела.

— Какое безумие! — Прошептал я, забираясь внутрь саркофага и вытягиваясь во весь рост. Грубо отесанный гранит был холодным на ощупь. Я сжал огрызок факела и смотрел на последние догорающие угли, пока оранжевое сияние не погасло до полной черноты. Я отбросил огрызок и сложил руки на груди.

— Что теперь? — сказал я вслух.

Ответа не последовало, только тишина.

Я закрыл глаза, затем открыл их. Это не имело значения. Меня окружала бесконечная чернота. Я моргнул и внезапно обнаружил, что сбит с толку: были ли мои глаза открыты или закрыты? Мне пришлось протянуть руку, чтобы потрогать веки, чтобы убедиться.

Тишина была такой же полной, как темнота. Я обнаружил, что издаю тихие звуки, щелкая пальцами или зубами, просто чтобы убедиться, что я не оглох.

В конце концов полное отсутствие зрения и звуков, поначалу нервировавшее, начало оказывать успокаивающее действие. Я закрыл глаза и лежал совершенно неподвижно. Это был долгий, жаркий, утомительный день. Я задремал или мне только показалось, что я это сделал? Казалось, я вошел в состояние сознания, которого никогда раньше не испытывал, ни во сне, ни наяву.

Череда образов и идей пронеслась в моем сознании. Когда одна мысль исчезла, оставив лишь смутное впечатление, ее место заняла другая. Где я был? Который был час? Я напомнил себе, что сейчас ночь, и я нахожусь внутри Великой Пирамиды, но эти разграничения потеряли всякий смысл. Я почувствовал, что прибыл в место и момент, которые находятся в самом центре времени и пространства, за пределами обычной сферы опыта смертных.

Вторая загадка Сфинкса прозвучала в моих мыслях: меня видят все, кто проходит мимо, но никто не видит меня. Я задал загадку, которую знают все, но никто не знает меня. Я смотрю в сторону Нила, но поворачиваюсь спиной к пирамидам.

Я поймал себя на мысли о рядах сфинксов, которых мы видели на подходе к храму Сераписа, некоторые из них были почти засыпаны принесенным ветром песком. Словно я был птицей с крыльями, и мне казалось, что я поднимаюсь в воздух и смотрю вниз на молодого римлянина и его старого учителя-грека, когда они говорят об Эдипе и загадке, которую тот разгадал, а затем я полетела на север, по течению Нила, пока не достиг плато и не приземлился на вершине Великой Пирамиды, и оттуда смотрел вниз на храмы и дороги - и на большую песчаную дюну среди них.

Это видение исчезло, и я выпрямился в саркофаге. Вокруг меня больше не было стен. Я был окружен чем-то вроде мембраны, гладкой, безликой и слегка светящейся, скорее так, как, по моему представлению, могла бы выглядеть внутренность яйца нерожденного цыпленка, если бы яйцо могло состоять из пелены тумана.

Внезапно я почувствовал, что я здесь не один, и, повернув голову, увидел фигуру с собачьей головой, которая стояла прямо на двух ногах. Она медленно направилась ко мне. Ее лицо было черным с одной стороны, золотистым - с другой. В одной руке она держала жезл герольда, а в другой - зеленую пальмовую ветвь.

— Анубис? — прошептал я.

— Да, Анубис, но ты скорее знаешь меня под именем Меркурий. — Его длинная морда не шевелилась, но каким-то образом он говорил.

— Вы пришли! — сказал я, едва веря в это. — Священник сказал, что такое случится, и вот вы здесь! Поможете мне разгадать загадку?

— Тебе не нужна моя помощь, Гордиан. Ты сам знаешь ответ.

Он был прав. Я знал ответ. — Значит, у вас нет для меня сообщений?

— Я пришел к тебе не как посланник, а как глашатай, чтобы возвестить о ее прибытии.

— Кого? Прибытии кого?

Анубис замолчал, а потом начал исчезать, как исчезают мысли. Следы его присутствия долго еще оставались в моих глазах, даже когда я их закрыл. Когда я снова открыл глаза, передо мной стояла Исида.

Я понял, что это Исида, по короне, которая была на ней, с изогнутыми рогами и золотым диском между ними, и по узлу Исиды между ее грудями. Ее льняное платье было цвета крови. Ее кожа была золотисто-коричневой, цвета меда. Ее глаза блестели, как солнечные искорки на Ниле. Она была невыразимо красива.

Я видел много изображений богов и богинь за девятнадцать лет своего пребывания на земле, но никогда не сталкивался с богиней лицом к лицу. Я переполнился множеством чувств одновременно. Я был напуган, но спокоен, охвачен благоговением, но странно уверен в себе. Неземное очарование богини пробудило во мне неземную страсть, непохожую ни на одну, какие я испытывал раньше.

Холодный гранит саркофага растаял, и я оказался на ложе бесконечного пространства из чего-то мягкого, теплого и податливого, почти как шкура живого животного, если бы такая шкура могла покрыть всю землю. Исида сняла свою корону и прикрепила ее к звезде в сумеречном небе над собой. Ее красное платье колыхалось, ниспадая до лодыжек. Она откинулась на спинку стула рядом со мной.

В Эфесе я познакомился со своей первой женщиной; на Родосе, со своим первым мужчиной. В Галикарнасе Битто научил меня искусству любви, а в Вавилоне я воссоединился со жрицей Иштар. Но я никогда раньше не имел отношений с богиней.

Нет слов, чтобы описать блаженство этого союза; и я не буду даже пытаться этого делать. У Геродота есть фраза, когда он хочет обойти молчанием какое-то действие, то он говорит: - «Я знаю кое-что, но с моей стороны было бы неприлично это рассказывать».

Я скажу только это и не более того: в этом месте и в этот момент вне времени и пространства мы с Исидой слились в