Танковые клинья генералов Гота и Гудериана прошли через передовые рубежи обороны советских войск, как нож через масло, и, сокрушая все на своем пути, устремились в глубь СССР. На земле хозяевами положения были моторизованные части вермахта, в воздухе господствовали асы люфтваффе. В первые часы они уничтожили на земле почти всю фронтовую авиацию Западного и Киевского особых военных округов, склады с оружием и боеприпасами.

Прошло несколько часов с начала войны, а командующему авиацией Западного особого военного округа, прославленному Герою Советского Союза генерал-майору авиации Ивану Копецу некого и нечего было поднимать в воздух. Его авиация сгорела на земле. От безысходности и отчаяния он застрелился. Копец был далеко не единственным, кто покончил с собой. В тот роковой для Красной армии день десятки советских командиров, расстреляв весь боезапас, направляли свои машины: самолеты и танки на таран с врагом. Но ни бесстрашные «сталинские соколы» и «экипажи машины боевой», ни мужественные защитники Брестской крепости, ни отдельные смелые и инициативные командиры, которые, не дожидаясь приказов сверху, на свой страх и риск приняли бой с гитлеровцами, были не в силах противостоять вероломному, превосходящему в силе и организованности противнику.

Это была не их вина, а беда командования западных военных округов, Генштаба Красной армии и политического руководства СССР. Они не только недооценили потенциал вермахта, подлость правителей Германии, а и, к сожалению, в час испытаний не смогли обеспечить эффективное управление войсками.

Существенную роль в том первом успехе вермахта сыграли разведывательно-диверсионные подразделения абвера, прежде всего полк специального назначения «Брандербург-800», насчитывавший в своем составе несколько тысяч отборных головорезов. Наряду с ним при основных военных группировках «Север», «Центр» и «Юг» действовали оперативные команды численностью 600–700 человек. Они были оснащены передвижными средствами связи, легковыми, грузовыми, специальными автомобилями, мотоциклами, в том числе и советского производства.

Помимо этих спецподразделений широко использовались многочисленные диверсионные отряды, сформированные из числа украинских, белорусских, прибалтийских националистов и белоэмигрантов. Большинство их участников прошло «обкатку» в составе боёвок, действовавших в предвоенный период в западных областях Украины, Белоруссии и республиках Прибалтики.

Мобильные, хорошо организованные и четко координировавшие свои действия с наступающими частями вермахта, они вовремя оказывались в нужном месте и в нужный час. Пользуясь неразберихой и растерянностью, диверсанты действовали дерзко и решительно: взрывали и разрушали транспортные коммуникации, безжалостно уничтожали командный состав Красной армии и сеяли панику в ее рядах. В первый день войны им и авиации удалось вывести из строя основные каналы и пункты связи советских войск. В результате был парализован основной нерв любой армии — система боевого управления войсками.

В Кремле и Генштабе не представляли того чудовищного масштаба катастрофы, что постиг Красную армию. Все попытки Тимошенко и Жукова добиться от командующих западными военными округами внятного доклада о положении в подчиненных им войскам не дали результата. Из тех скудных сведений, что поступали в Генштаб, им стало ясно, происходящее на западной границе — это не очередная крупная провокация немецких генералов, «вышедших из-под контроля» Гитлера, а настоящая война. Дальнейшее промедление было смерти подобно. Решение такого уровня — объявление войны в СССР — мог принять только один человек — Сталин. Тимошенко, поручив Жукову доложить Вождю о начале масштабных боевых действий с Германией, снова попытался прояснить обстановку у командующих военными округами.

Георгий Константинович поднял трубку телефона правительственной связи. На звонок долго никто не отвечал. Наконец он услышал сонный голос начальника личной охраны Сталина генерала Николая Власика.

«…Кто говорит?

— Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.

— Что? Сейчас? — изумился начальник охраны. — Товарищ Сталин спит.

— Будите немедля: немцы бомбят наши города, началась война. Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили.

— Подождите.

Минуты через три к аппарату подошел И.В. Сталин. Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И.В. Сталин молчит. Слышу лишь его тяжелое дыхание.

— Вы меня поняли? Опять молчание.

— Будут ли указания? — настаиваю я. Наконец, как будто очнувшись, И.В. Сталин спросил:

— Где нарком?

— Говорит по ВЧ с Киевским округом.

— Поезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызывал всех членов Политбюро», — позже вспоминал об одном из самых тяжелых разговоров в своей жизни Георгий Константинович.

Через несколько минут после разговора с Жуковым кортеж с Вождем на бешеной скорости мчался по еще мирным улицам Москвы. В столь ранний час москвичи и большинство советских граждан еще нежились в утренней свежести и не подозревали о страшной беде, что пришла в их дом.

Она пришла и в дом Судоплатовых. На ноги его поднял требовательный звонок телефона. Он бросил взгляд на часы, стрелки показывали начало пятого, сердце екнуло, а сознание обожгло:

«Неужели… Неужели война?!»

Страшную, чудовищную догадку подтвердил срывающийся голос дежурного по управлению:

— Товарищ майор, вас срочно вызывает на службу нарком…

— …Война? — после долгой паузы решился спросить Судоплатов.

— Э… э, пока трудно сказать… Немцы перешли нашу границу. Идут бои. Машину за вами я уже направил, — каждое слово с трудом давалось дежурному

— Понял. Сейчас буду…

— Что случилось, Павлуша? — встрепенулось Эмма.

В ее сонных глазах расплескалась тревога.

— Да, как обычно, нарком решил потренировать, — чужим голосом ответил он.

— Я сейчас что-нибудь приготовлю, — порывалась Эмма пойти на кухню.

— Не надо. Я позавтракаю у нас в столовой, — остановил ее Судоплатов, здесь выдержка изменила ему, и голос дрогнул: — С… спи милая.

Это не осталось незамеченным, и Эмма спросила:

— Что-то произошло, Павлуша?

— Приеду на место, там разберусь — ушел Судоплатов от ответа, подхватил со стула рубашку, брюки, галстук и поспешил в прихожую. На ходу оделся, непослушными руками открыл замок на двери и сбежал по лестнице во двор. В этот ранний воскресный час, кроме дворника, наводившего порядок на детской игровой площадке, и двух рыбаков, возившихся с мотоциклом, не было никого. Судоплатов не замечал ни их, ни голубей, шнырявших под ногами, нервными шагами ходил из угла в угол, торопил время, а в голове билась только одна мысль: «Как там наши?.. Как?!»

Визг тормозов заставил его встрепенуться. Распугав голубей и заставив дворника шарахнуться в сторону, во двор влетел ГАЗ‐61. Не успела машина еще остановиться, как Судоплатов распахнул дверцу и втиснулся на переднее сиденье. Водитель, не дожидаясь команды, развернулся, через арку выскочил на улицу Горького и на бешеной скорости помчался к Лубянке.

На улицах было пустынно. Навстречу Судоплатову промчалась кавалькада правительственных машин и свернула в сторону Кремля. Еще одним признаком войны служил вооруженный автоматом часовой