— Вы угадали, Ваше Величество. Бедняжка Ланте ни в чем не виновата, думаю, вы уже успели это выяснить. Что Лилен, что она, обе жили под гнетом родительских требований, несправедливо… — голос у нее все же дрогнул. — Несправедливо заставлять платить их за ошибки рода.

Магический осмотр выявил, что принцессу Ланте регулярно опаивали настойкой розовой цанты, и что уж ей там виделось неизвестно, поскольку ее якобы пророчества записывала доверенная горничная Ношвайле.

Графиня была права и не права одновременно. Допустим, если бы я наговорила что-то в беспамятстве, то не спешила бы принимать регалии пророчицы, но, если бы это была моя мать… Возможно, я бы верила ей. Пророчества-то сбывались.

Все это вело запутанными и нехожеными тропами к связям с ритуалистами, но с императрицы, как с обычной веи, взяли кровную клятву. Стоило ей только подумать о нарушении, как кровь горлом шла, а Тео запретил пытки.

О, великий отец-дракон, я думаю он все еще немножко любит ее. Теперь, когда я знала о нем так много, можно было догадаться, как мало на свете людей, которых он хотел бы видеть за завтраком.

— Лилен замужем и давно живет в Ильве, но если захочет вернуться, у нее есть семья, а Ланте… Как считаешь?

Тео посмотрел на меня, оставляя за мной право решать, что делать с наследниками Ферхе. К сожалению, это было политическим решением, и чтобы не диктовало мне сочувствие, простить Ланте — нельзя. Один неверный шаг будет стоить мира Вальтарте.

— Лучшим выходом будет замужество, — сказала со вздохом. — Она останется чиста перед Таш, и лет через десять ее можно будет вернуть в столицу без лишнего шума.

После разговора с графиней мы не успели пройти и пяти шагов, как на нас выскочил пресловутый черный маг, взъерошенный и недовольный.

— Вы жену мою… — начал он было и тут же по-простецки махнул рукой, обжигая взгляд блеском перстней. — Впрочем, оставьте, вас-то мне и надо, Ваши Величества. С вами я кокетничать не буду, — тут он эффектно рухнул на одно колено и припал к моей руку, а после уставился черными глазищами на Тео. — А вы мне срочно нужны, это по поводу Лилен.

Маг нагло попытался оттереть меня от Теофаса, и через секунду размышлений я сдалась. Будущая императрица не может позволить себе ходить за мужем, как нить за иглой, она должно контролировать совсем другие стороны дворцовой жизни.

Теофас намертво вцепился в мою руку:

— Говори здесь, — почти приказал он.

Маг весело и недоуменно переводил взгляд с меня на Тео и обратно, и мне пришлось вмешаться, пока о нас не пошла странная слава.

— Я должна посетить розарий, а ты поговори с Его королевским Величеством, — мягко похлопала Тео по руке, отшагнула и меня тут же подхватил разноцветный вихрь придворных дам.

Мы шли по солнечным дорожкам, вдоль королевских азалий, гортензий и белых садовых статуй, переговариваясь и смеясь.

— Знали бы вы, как по вам скучали, — шепотом рассказывала одна из фрейлин. — Вы многим помогли, Ваше Величество.

— Да, матушке моей очень помогли, но императрица запретила использовать ваше имя при дворе. У… как лютовала, — жаловалась молоденькая вейра, лица которой я даже не помнила.

Я улыбалась и кивала. Внутри меня была темнота.

О чем Тео говорит с магом? Стефано из дома Белой тени под шутки-прибаутки и регулярное пьянство держал Ильву железной рукой, и… о чем он хотел поговорить с Теофасом?

Я отыскала взглядом Тео, усиливая магическое зрение до предела, пытаясь прочесть владеющие им чувства. Недоумение, веселое недоумение, а вот словно тень по лицу пробежала. Очень хотелось коснуться его дракона, что знать наверняка, но ведь тогда Тео узнает. Поймет.

Я резко отвернулась.

Рядом с розарием уже собралась компания молодых дракониров во главе с Целесом, поглядывающих в нашу сторону. Фрейлины начали перекидываться с ними смешливыми замечаниями, а я, выдержав положенные пятнадцать минут, отошла вглубь сада.

Меня тут же догнал Целес, и своими бестолковыми объяснениями в любви, отнял еще минут пятнадцать жизни. А я договорилась встретиться в садовом лабиринте с ниром Шеленом и ниром Слалохом.

— Давай после поболтаем, — остановила Целеса и совсем было направилась в лабиринт, когда меня догнал его голос.

Незнакомо-жесткий. Чужой.

— Когда после?

Обернувшись, я увидела, как он стоит, широко расставив ноги, опустив голову и рассматривая меня исподлобья, в глазах горела темнота. Наверное, так выглядит буря, поставленная на паузу. Буря, которая сорвется в любой момент. Что-то подобное я иногда ловила в Анхарде и… в Тео. Если это любовь, то очень страшная.

Голову снова заполнили страшные мысли, и я усилием воли заставила себя отвернуться, двинуться вперед — по шажку, медленно, отслеживая аурой Целеса.

— Прости, — наконец, сказал он тихо. — Я пытаюсь смириться, что ты выбрала Теофаса, но это ведь не за один день.

Голос у него звучал беспомощно, но я запретила себе утешать или уговаривать. Он должен найти равновесие в себе, не во мне. Чужая безответная любовь меня мучала, хотелось уйти, выскользнуть из зоны поражения.

— Боги выбрали, — чуть помедлив, ответила и с облегчение скользнула в зеленый лабиринт, остро пахнущий хвоей, мятой, горьковатым физалисом и магией. Щитов здесь было столько, что можно было услышать тонкий звон, с которым они отзывались на мою силу. Густая тень лабиринта превращала день в вечер, влажные листочки липли к рукам и платью.

А спустя миг меня вдруг резко дернули за руку, впечатывая спиной в пушистый куст жасмина, и грубо накрывая поцелуем рот. В первый миг я не поняла, зло рванулась из рук, а после меня окутала знакомая золотая аура.

— Тео? — ужаснулась я в поцелуй. — Что на тебя нашло!

Последние недели после моего выздоровления, мы провели в постели, пытаясь наверстать упущенные годы разлуки. Напиться, наглотаться своей детской просроченной любовью, чтобы наконец ощутить покой. Вот только удовлетворение не наступало. Внутри меня сидела туго закрученная спираль, ослабевавшая только в ту секунду, когда Теофас опрокидывал меня на простыни, нависая золотоглазым соколом. Когда брал ночь за ночью, глядя в глаза, жег поцелуями-укусами. Шептал «люблю больше жизни».

За пределами кровати покой заканчивался.

Маетно становилось, но пока Тео шел рядом, касался руки, это было терпимо, хуже становилось, когда он исчезал за пределы видимости. После таких отлучек хотелось пробраться к нему в голову и хорошенько там все осмотреть. Все ли там в