«Нужно будет придумать потом место, куда её перепрятать», — подумала Даша. Она вышла в коридор и повесила куртку. Включила на кухне свет. На плите стояла жареная картошка.

— Есть будешь? — спросил, как ни в чём не бывало Виктор. Он не слышно, подкрался сзади, и она вздрогнула от неожиданности.

— Да, буду, — коротко ответила Даша, показывая своим видом, что всё ещё сердится на него.

— Ты в поликлинике так долго задержалась? — поставил перед ней тарелку с вкусно пахнущей картошкой, Виктор.

— Да, в поликлинике, — она взяла вилку. Получилось неплохо, отметила про себя Даша, вот только специй немного переборщил.

— УЗИ делали? — Виктору не терпелось скорее узнать все подробности. — Что сказали?

— Сказали, что всё хорошо, — равнодушным тоном ответила Даша. Ей было интересно наблюдать, как Виктор сгорает от любопытства.

— Пол ребёнка, уже виден? Мальчик или девочка?

— Девочка, — спокойно ответила Даша и встала из-за стола. — Я в ванну.

Виктор думал над словами Даши:

«Значит девочка. У него будет дочь! Нужно обязательно попросить прощения».

Он вошёл в комнату, где вчера спала Даша, и лёг на кровать, обдумывая как лучше это сделать. Что-то твёрдое упёрлось в спину. «Наверно книга», — подумал Виктор и вытащил предмет. Глаза расширились от удивления — это была папка художника! Он собственными глазами, видел вчера её в руках у Антона. Виктор извлёк лист. Чуть улыбаясь, на него смотрела Даша. Портрет имел поразительное сходство с оригиналом, чувствовалась рука профессионала. Виктор перевернул картину. Размашистым подчерком было написано:

Любимой девушке, Даше.

Как тяжело…. Я так хочу уйти….

Подальше от тебя, не слышать голос твой….

Не билось сердце чтоб в моей груди,

Чтоб снова стать мне ясной головой…

Виктор перечитал ещё раз — «Любимой девушке, Даше». Он отбросил портрет в сторону и нервно зашагал по комнате. Чувство гнева в нём нарастало с каждой минутой. Не дожидаясь, когда Даша сама выйдет из ванной комнаты, он дёрнул ручку. Дверь открылась. Даша сушила волосы феном.

— Ты встречалась с ним?! — кричал Виктор в не себя от злости.

— Витя, ты меня испугал! — отшатнулась Даша.

— Отвечай, когда тебя спрашивают! Зачем ты взяла у него портрет? А я как дурак ждал тебя весь вечер! Ещё прощения хотел попросить! Ты встречалась с ним?

— С кем? С кем я могла встречаться? Витя, ты себя уже не можешь контролировать! Действительно, Антон сказал, что ревность — это болезнь! Тебе нужно лечиться!

Глаза Виктора округлились, имя Антон, подействовало на него, как красная тряпка на быка.

— Ах, Антон, тебе это сказал?! Ну и проваливай тогда к своему Антону! Я даже вещи тебе помогу собрать!

— Если, я сейчас уйду, то никогда не вернусь, — тихо сказала Даша.

— Уходи! Я больше не намерен терпеть, — ответил Виктор и открыл входную дверь, затем развернулся и пошёл в комнату.

Даша стояла в коридоре, не чувствуя холодного потока воздуха из разбитого окна на лестничной площадке. Несколько минут ушло на раздумье, что делать дальше. Она ещё надеялась, что Виктор остынет и вернётся. Попросит извинения за своё поведение, но чуда не произошло. Вероятно, он чувствовал себя правым.

В шкафу вещей было не много, но ей не хотелось их трогать. Она бросила в пакет вязаный свитер и брюки, подняла с пола папку и спрятала её под матрац. Она надеялась сюда ещё вернуться.

На улице сыпал мокрый снег, белые хлопья густо налипали на одежду, мешали идти вперёд. Она посмотрела на часы — одиннадцать вечера, город засыпал. Серые стены многоэтажек побелели от налипшего снега. В считанных окошках горел свет, мелькали тени хозяек на кухне. Где-то неподалёку хлопнула дверь подъезда, раздался радостный лай собаки, а спустя мгновение, мимо пробежала такса. Жизнь шла своим чередом. Опустившись на холодную скамейку, Даша расплакалась — ей некуда было идти.

Всю ночь Ирина не могла уснуть, только под утро ей удалось погрузиться в сон, но и он был не долгим и тревожным. Начинало светать, первые лучи солнца пробивались сквозь плотную ткань штор, образуя причудливые движущиеся тени. Несмотря на ясность неба, бушевал сильный ветер, обледенелые ветки дерева периодически стучали в разрисованное морозным узором окно. Ирина встала и отдёрнула занавески, комната наполнилась светом. Сергей открыл глаза, посмотрел не довольно на часы и, укрывшись с головой одеялом, вновь уснул. В выходные дни он любил спать долго, а потом быстро вскакивал, вспоминая, что у него неотложные дела, и исчезал до вечера. Ирина уже привыкла к этому и не задавала лишних вопросов, избавляя себя от ненужных переживаний. В последнее время они вообще почти между собой не разговаривали. И как казалось Ирине, мужа это вполне устраивало. Лишь изредка, для порядка, она проверяла его записную книжку, карманы пиджака и бардачок в салоне машины, так на всякий случай, как говорится. Но ничего подозрительного, что наводило бы на мысль о любовнице, на её взгляд, не было. Значит, Серёжа действительно занят исключительно служебными делами. Хотя слабый внутренний голос ей иногда подсказывал, что не всё так просто и гладко в их семейных отношениях. Муж давно уже не так искренен и предан ей, как в былые студенческие годы, когда они не могли и дня прожить друг без друга. Теперь всё изменилось, обыденность и повседневный быт помогли навсегда нарушить гармонию отношений и трепетность взаимных чувств. Сергей отдалился, стал чужим, невидимое звено понимания и любви незаметно утратилось. Остались лишь серые будни, не договорённость и равнодушие. Отчасти какую-то долю своей вины Ирина признавала, но что-то изменить, сделать себя и любимого человека счастливым, считала не возможным. А всему виной была только одна ошибка, которая вот уже столько лет не давала ей покоя, напоминая о её эгоизме и легкомысленности. Только теперь она поняла, что этому нет прощения и ничего уже нельзя исправить. Она сама своими собственными руками лишила себя права на счастье, в том числе и материнского. Бессонные ночи, безмолвные слёзы раскаяния в подушку, вот и всё на что она была способна. Но сегодня Ирина проснулась с твёрдым намерением всё исправить, изменить свою жизнь.