Теллю было неловко признаться, но после этого он перестал переживать за девочку, пристально следить за ней. А она вернулась в школу и иногда во дворе или по дороге к остановке сталкивалась с Теллем. Здороваться девочка стеснялась, но всегда смотрела на него как на хорошего знакомого. Телль в ответ, улыбаясь, едва заметно кивал головой.

***

Телль с Финой жили по соседству с пожилыми супругами-выселенцами, занимавшими так же, как и они, однокомнатную квартиру, и семьей с шумным мальчишкой пяти или шести лет. Он всегда бегал по вечерам, не хотел ложиться спать, а отец ему кричал: "Антон, Антон!" Обитателей четвертой квартиры на этаже Телль с Финой никогда не видели. Но, судя по коврику у двери и иногда горевшему по вечерам свету в окнах, там кто-то жил.

Не сказать, что старики-выселенцы понравились Фине. Ей скорее было жаль их. Пройдет пятнадцать лет, и она сама с Теллем станут такими. Общительная, в отличие от тяжелого, нелюдимого мужа, Фина часто разговаривала со стариками, встречая их по пути со смены. Оказалось, пожилые супруги тоже работали: он — сторожем, она — вахтером на проходной консервного завода Нацрезерв.

— Раньше был плотником, но — возраст… — разводил руками старик.

Всю жизнь они с женой прожили в деревне. У супругов там был свой дом. Когда у них рождался ребенок, они строили для него новую комнату. Сын с дочкой давно выросли и уехали, теперь у них свои дети.

— Они вас не навещают? — догадалась Фина.

Старушка махнула рукой.

— Что вы! Дочка на другом конце страны живет, она за военного вышла. А для сына мы — деревня.

Старик сердито взглянул на нее, но та отмахнулась.

— Он, единственное, помог нам тут получить квартиру, — уже теплее сказала старушка. — Машину дал, рабочих, они вещи погрузили и занесли. Он начальником стал. Партийный человек.

Деревня, где они жили, оказалась на пути строительства какой-то очень важной дороги. Все дома снесли, молодых с родителями переселили в город, а куда дели живших в деревне одиноких стариков, супруги не знали.

— Непросто тут. Своего ничего нет, — сетовал пожилой сосед Фины. — В деревне мы бы прожили без пенсии, а тут работать приходится.

— А что с пенсией? — не поняла Фина.

— Говорят: нет денег, — пожал плечами старик.

Супругам о себе Фина особо не рассказывала. Их она спрашивала про то, какой в округе лучший продуктовый магазин, где можно купить хозяйственные товары. Мужа Фина уже не ждала на остановке, как в первые месяцы после переезда. Она немного привыкла к своей квартире, к дому напротив, из-за которого не было видно неба.

— Ты чего с ними разговариваешь? Ты не знаешь этих людей, — предупреждал Телль.

— Мы с тобой сами такими будем. И от нас тоже станут отворачиваться те, кто моложе.

Слова жены смягчили Телля. Он начал здороваться с пожилыми супругами.

— Что же с ними будет, когда они не смогут работать? На что они будут жить? — история стариков не давала Фине покоя.

— У них есть дети. Должны помочь, — уверенно сказал Телль. — Вот нам с тобой помочь некому.

Фина шагнула к окну, отодвинула шторы, но, словно в стену, уперлась в дом напротив. Опустив голову, она вернулась к столу. Глаза беспомощно скользили по комнате в надежде хоть за что-нибудь зацепиться.

— Может, нам будет легче, если мы повесим детские фотографии? — показал на стену над кроватью Телль.

Фина бросила взгляд туда, где до вечера висел Нацлидер. Снова подойдя к окну, зашторила его.

— Нет, — сказала она так, что Телль все понял.

Все внутри у него загорелось стыдом. Как он мог предложить такое? И даже не просто мог, а предложил!

Фина знала, о чем сейчас думал муж.

— Ничего, — поддержала она Телля. — Ты хотел это сделать для меня.

Телль был благодарен жене за ее слова, хотя легче ему не стало. Он снова принял неправильное решение. Слишком много он делает в жизни ошибок. И эти ошибки не исправить. Именно его, Телля, неправильные решения привели к смерти Ханнеса. Ведь надо было просто попроситься остаться там, на море. И каждое решение, принятое потом, оказывалось хуже предыдущего. Даже за такую мелочь, как забытую на полу в прихожей заточенную отвертку, пришлось оправдываться.

И пусть Фина хоть тысячу раз простит его за эти ошибки, Телль себе их не простит никогда.

***

Приходя с работы до мужа, Фина теперь сама снимала портрет Нацлидера. Потом брала со шкафа чемодан, клала его на табурет, доставала оттуда вещи и фотографии Ханнеса. Она смотрела на сына, гладила его изображение, раскладывала его одежду, целовала прядь его волос, которые успела срезать до того, как Ханнеса забрали.

В новых стенах боль потери притупилась, но тоска, которая рвалась из Фины, не находила выхода. За окном вместо неба заслоняла все собою серая бетонная коробка, а жить чужой жизнью, глядя в вечерние окна, Фина не могла.

Даже вырванным из другого мира пожилым супругам было в новых условиях легче, чем ей с Теллем. Старики не мучились. Фине пришлось привыкать еще и к тому, что в этой квартире просто нет места для сына. Как Ханнес бы здесь жил — Фина не представляла. Для нее сын остался там, дома. Место, где сейчас жила Фина с мужем, она никогда не сможет так назвать.

"Эта квартира", — каждый раз говорила Фина.

С часто встречающимися на этаже или на улице мальчиком Антоном и его родителями она просто здоровалась. Сперва сдержанно, держа в уме ночную беготню соседского малыша, сопровождаемую окриками отца, затем осторожно — после того, как поймала на себе взгляды главы семейства. Жена называла его Романом. Этот Роман смотрел на Фину так, словно жалел, что она была уже не в подходящем для него возрасте.

Фине такое не нравилось. Ей было неловко даже не столько за себя, сколько за Телля, жену соседа и его сына, при которых это происходило.

"Тебе не стыдно?" — хотелось бросить в лицо Романа.

С пожилыми супругами он здоровался снисходительно, что тоже коробило Фину.

— Да ладно, молодой еще, — спокойно отвечали старики на ее безмолвное возмущение.

Возвращаясь в субботу со смены, Телль часто видел идущих на остановку молодую соседку с сыном. Они отправлялись к ее родителям, жившим в другом конце города. Вскоре уходил и сам Роман. Дома он появлялся только в воскресенье утром, а после обеда шел встречать жену с Антоном.

Как-то Роман нагрянул поздно вечером. Обычно он хлопал дверью, а тут — открыл тихо, так же тихо закрыв. Фина не придала этому