Шрифт:
Закладка:
Пиши мне, очень прошу! Л. Н.[1647] поклон!
От всего сердца желаю тебе здоровья — видеть солнце, слышать море, слушать музыку.
Твой М.
185. Е. А. Светлаевой. 31 декабря 1939 г.
Москва
Милая Леля,
получил твое письмо. Желаю и тебе и твоей семье скорее поправиться. А так как наступает Новый год, шлю тебе и другие радостные и лучшие пожелания.
Себе ничего не желаю, потому что заметил, что никогда ничего не выходило так, как я желал.
Окончательно убедившись в том, что аллопаты-терапевты бессильны в моем случае, перешел к гомеопату. Подозреваю, что загородный грипп будет стоить мне хлопот. Впрочем, не только лечившие меня, но даже я сам ничего не могу сказать наверное. Будь что будет.
Испытываю радость от того, что вернулся домой.
Вере и Наде с семьями передай новогодний привет.
Жду твоего звонка и прихода. И Люся и я тебя целуем.
Михаил.
186. Е. А. Светлаевой[1648]. 2 января 1940 г.
Москва
Дорогая Леля,
навести меня, позвони поскорей. Миша.
Леля, голубчик, пишу Вам по просьбе Миши и от себя: позвоните, потому что Миша говорит, что нам звонить к Вам неудобно[1649], и условимтесь, когда Вы придете. Миша чувствует себя хуже, опять начались его головные боли, и прибавились еще боли в желудке.
Целую Вас. Ваша Елена.
187. П. С. Попову. 24 января 1940 г.
Москва
Жив ли ты, дорогой Павел? Меня морозы совершенно искалечили, и я чувствую себя плохо.
Позвони!
Твой М.
Автобиография
Родился в г. Киеве в 1891 году. Учился в Киеве и в 1916 году окончил университет по медицинскому факультету, получив звание лекаря с отличием.
Судьба сложилась так, что ни званием, ни отличием не пришлось пользоваться долго. Как-то ночью в 1919 году, глухой осенью, едучи в расхлябанном поезде, при свете свечечки, вставленной в бутылку из-под керосина, написал первый маленький рассказ. В городе, в который затащил меня поезд[1650], отнес рассказ в редакцию газеты. Там его напечатали. Потом напечатали несколько фельетонов. В начале 1920 года я бросил звание с отличием и писал. Жил в далекой провинции и поставил на местной сцене три пьесы. Впоследствии в Москве в 1923 году, перечитав их, торопливо уничтожил. Надеюсь, что нигде ни одного экземпляра их не осталось[1651].
В конце 1921 года приехал без денег, без вещей в Москву, чтобы остаться в ней навсегда. В Москве долго мучился; чтобы поддерживать существование, служил репортером и фельетонистом в газетах и возненавидел эти звания, лишенные отличий. Заодно возненавидел редакторов, ненавижу их сейчас и буду ненавидеть до конца жизни.
В берлинской газете «Накануне» в течение двух лет писал большие сатирические и юмористические фельетоны.
Не при свете свечки, а при тусклой электрической лампе сочинил книгу «Записки на манжетах». Эту книгу у меня купило берлинское издательство «Накануне», обещав выпустить в мае 1923 года. И не выпустило вовсе. Вначале меня это очень волновало, а потом я стал равнодушен.
Напечатал ряд рассказов в журналах в Москве и Ленинграде.
Год писал роман «Белая гвардия». Роман этот я люблю больше всех других моих вещей.
Комментарии
Последний роман Булгакова
От «Белой гвардии» до «Мастера и Маргариты» Булгаков изображал свое время как время апокалиптическое, как «время мировых катастроф». Говорят, что в такие времена «молчат» не только законы, но и музы. И время действительно пыталось скрыть от современников и свое беззаконие, и свой трагизм: на поверхности официально признанной поэзии гремели «звучные стихи» «взвейтесь!» да «развейтесь!», как говорит один булгаковский персонаж, тогда как нужны были совсем другие стихи, что-нибудь вроде: «Буря мглою небо кроет», — которые недаром лейтмотивом проходят через все творчество Булгакова — от «Дней Турбиных» до «Последних дней».
Время пыталось скрыть Булгакова от читателей и зрителей: после публикации начала «Белой гвардии» (1925) Булгакову до конца дней так и не удалось опубликовать ни одного значительного произведения. Зато он собрал 320 статей о себе, опубликованных в газетах и журналах за эти пятнадцать лет вынужденного молчания. Сами заголовки этих статей страшны как политические доносы: «Долой белую гвардию!», «Ударим по булгаковщине», «Классовый враг на сцене», «Разоружим классового врага в театре, кино и литературе», «Театр освобождается от пьес Булгакова»…
И только через полвека после смерти писателя его жизнь и творчество возникают перед читателями без белых пятен и купюр, которыми долгие годы отмечались публикации его произведений, как и работы, ему посвященные. И самым большим белым пятном оставалось долгое время последнее произведение Булгакова «Мастер и Маргарита»[1652].
Замысел этого произведения и начало работы над ним сам Булгаков относил к 1928 г., хотя существует версия о более раннем замысле[1653].
До нас дошли далеко не все материалы, относящиеся к «Мастеру и Маргарите»: известно, что в 1930 г. Булгаков уничтожил (по крайней мере частично) две первые редакции своего произведения, а 12–13 октября 1933 г. сжег одну из глав 3-й редакции. О других потерях мы можем только догадываться, но они, безусловно, были.
О первой редакции доподлинно известно, что она закончена не позднее мая 1929 г., насчитывала по крайней мере 15 глав, из которых 10 имели названия, и занимала около 160 страниц рукописного текста. Автор перебрал несколько названий для своего произведения («Черный маг», «Гастроль <Воланда> (?)», «Сын В…», «Копыто…»), но ни на одном не остановился.
В двух первых редакциях еще нет той четкой композиционной сопоставленности двух романов (античного и современного), которая составляет жанровую особенность «Мастера и Маргариты». Написанного Мастером античного романа, собственно, и нет, просто «странный иностранец» рассказывает на Патриарших прудах Владимиру Мироновичу Берлиозу и Антоше (Иванушке) Безродному об Иешуа Га-Ноцри, причем весь античный материал изложен в одной главе («Евангелие от Воланда») в форме живой беседы «иностранца» и его слушателей. Нет и будущих главных героев — Мастера и Маргариты.
Это пока что — роман о дьяволе, причем в интерпретации образа дьявола Булгаков поначалу более традиционен, чем в окончательном тексте: его Воланд еще выступает в классической роли искусителя и провокатора (он, например, подучивает Иванушку растоптать изображение Христа). Объясняя обращение Булгакова к фигуре сатаны, М. О. Чудакова справедливо полагает, что «всемогущество главного героя явилось как условие,
