там Фредди Ужа года два тому назад. Сначала тот показывал фокусы со змеями в одиночку, позднее привлек Яву, бывшую парижскую кокотку. Чем еще занимается Фредди, никто в точности не знал, да это никого и не интересовало. В «Котерии» его видели только в ночные часы. Днем он, вероятно, работал в какой-нибудь мастерской, а может, бил баклуши – кто знает? Это было его личное дело. В любом случае он не был, как другие, сюда приходящие, помешан на велогонках, уж в этом-то трое фанатов велоспорта ничуть не сомневались.

Обри не мог не заметить, что во взглядах его собеседников мало-помалу зарождается подозрение, поэтому продолжать «дознание» он не стал. К тому же время неумолимо шло; посетители один за другим удалялись, и вскоре три велогонщика простились со своим амфитрионом, в свою очередь заказав ему выпивку.

В зале осталось человек двадцать: одни оживленно болтали, другие в отупении созерцали потолок или стены или же, не рассчитав силы, лежали, уткнувшись пьяной физиономией в столик.

Ява и Фредди Уж сидели бок о бок в одном из отдаленных уголков. Он, лениво развалившись, безмятежно курил одну сигарету за другой и равнодушно рассматривал окружающих. Она, положив голову ему на плечо и не сводя с него обеспокоенного взгляда больших темных глаз, что-то томно нашептывала ему на ухо.

Обри видел их сквозь густую завесу дыма, но не мог разобрать ни слова из того, что говорила Ява. Похоже, она о чем-то просила, умоляла… Задумчивое молчание Марея заметно нервировало, раздражало ее; в какой-то миг она даже встряхнула его за плечо, но он не повел и бровью… Тогда, словно осмелев, Ява сделала это вторично, причем сильнее, но Жан Марей – или, скорее, Фредди Уж, ибо Марей в эти минуты представлял собой существо, на какое-то время исключенное из числа людей, – медленно повернул к своей напарнице свирепое лицо, процедил короткое ругательство и занес руку… Этого хватило для того, чтобы Ява тотчас же присмирела и, обвив шею возлюбленного руками, снова впилась в него взглядом, полным обожания, раскаяния и покорности.

Фредди между тем то и дело поглядывал на круглые часы, висевшие на стене между двумя плакатами, прославлявшими все достоинства аперитивов с нелепыми, но звучными названиями. Обри тоже следил за временем, хотя стеклянный потолок зала, залитый бледным светом утренней зари, не хуже часов показывал, что ночь уже на исходе.

Наконец заклинатель змей поднялся из-за столика. Ява, подхватив рыжий саквояж, поспешила последовать за ним, и Бенко, встряхнувшись, сонно поплелся за хозяевами.

Обри мгновенно выскользнул за дверь и притаился в полумраке. Фредди, едва высвободившись из страстных объятий Явы, зашагал в ту же сторону, откуда появился. Женщина провожала его взглядом до тех пор, пока он не растворился во тьме.

И дальше следить за Фредди не имело ни малейшего смысла: бывший дворецкий прекрасно знал, куда направится этот тип с раздвоением личности. Но вот что будет делать Ява? Обри рассчитывал это узнать – и узнал.

Погруженная в тягостные мысли, женщина двинулась в противоположную сторону и выглядела такой расстроенной, что ее, похоже, нисколько не заботило, шпионит за ней кто-нибудь или нет. А может, опыт парижской кокотки, привыкшей быть объектом вожделения назойливых «ухажеров», приучил ее не реагировать на них и не принимать близко к сердцу их «атаки». Так или иначе, Ява не заметила Обри, и он без особых ухищрений проследил, как она скользнула в подъезд убогого строения с вывеской «Меблированные комнаты», расположенного на пересечении улицы Даниэль-Риш и тупика Малакофф.

Удовлетворенно хмыкнув, Обри развернулся и двинулся домой. Ночь прошла не напрасно; оставалось лишь отчитаться о том, что удалось выяснить, перед мадам и молодым мсье де Празом.

Это было сделано часов в десять утра. Лионель, как и было условлено, явился на улицу Турнон, выслушал отчет привратника и сам, в свою очередь, сообщил ему, что Жан Марей вернулся домой с первыми лучами зари.

– Из-за этого кретина я всю ночь провел в кустах, но у меня хватило терпения дождаться его, – раздраженно заметил де Праз и велел Обри трижды описать сцену со змеями, выпытывая все новые и новые подробности. – Значит, прозвище Марея – Фредди Уж? Он факир? – поразился граф. – Это многое проясняет.

– Что именно? – удивился привратник.

– Да я имею в виду наш семейный альбом, – рассеянно произнес Лионель.

– Быть может, господин граф позволит мне попросить объяснений на сей счет?..

Но Лионель, поглощенный какими-то собственными мыслями, которые сгущались в его голове, словно туман, мало-помалу принимая все более и более отчетливую форму, вместо ответа задал ему неожиданный вопрос:

– Обри, как давно вы служите у моей матери?

– Я перешел к госпоже графине сразу же после смерти ее сестры, мадам Ги Лаваль, у которой до того несколько месяцев состоял дворецким.

– Следовательно, если не ошибаюсь, пять лет назад, когда скончалась моя тетка, вы находились в Люверси?

– Так точно, ваше сиятельство.

– А вы не встречали там тогда господина Жана Марея? Или Фредди Ужа? По сути, это одно и то же лицо. Поройтесь в памяти, Обри, сделайте над собой усилие… Вы же по службе безвылазно торчали в замке, когда там проживала моя тетушка, а я приезжал туда только на каникулы. Вы, случайно, не помните – как знать? – возможно, какого-нибудь бродягу, который крутился поблизости?

– Боже правый, ваше сиятельство! – побледнев, пробормотал привратник, ибо сразу же догадался, сколь ужасные подозрения роятся в голове хозяина.

Несколько секунд они безмолвно глядели друг на друга, затем, оправившись от изумления, Обри сделал вид, будто мучительно старается что-то припомнить.

Наконец, все еще с задумчивым видом, он произнес:

– Нет, ваше сиятельство, ничего такого не припоминаю… Нет. Когда несколько дней назад я увидел господина Жана Марея, на которого вы мне указали, его вид не пробудил во мне ни малейших воспоминаний.

– И все же, Обри, и все же!.. Вы ведь знаете, что мадам Ги Лаваль умерла от укуса ядовитой черно-белой змеи. Вас не настораживает, что вчера утром мсье Жан Марей, сидя у нас в гостиной, разглядывал фотографии моей тетушки Жанны с таким вниманием, будто пытался воскресить в памяти какие-то события или факты?

– Ваше сиятельство, – пробормотал Обри, – я ведь вам не какая-нибудь девчушка. Будь у меня какая-то информация, разве я стал бы ее от вас скрывать? Но право же, от того, на что вы намекаете… меня прямо в жар бросает!

И прежде чем расстаться, они еще несколько минут – и снова в гнетущей тишине – размышляли над только что выдвинутой Лионелем жуткой гипотезой.

Глава 10

У префекта