только выйдя из них увидел и почувствовал масштаб давления, в котором существовал. Возможно, у других по-другому, но я никогда не понимал, насколько реально разрушительно действуют на мою психику российские реалии. При этом я прожил в России 38 лет и всё, что происходит, уже происходило просто в другом масштабе. Но ничего нового не случилось. People often tell me that my perspective has changed since I left, that I can no longer see what is happening in Russia clearly. I believe my perspective has become much clearer and more transparent. Over the past two years, I have strongly felt one thing — I exited an abusive relationship with the Russian state machinery, and only after leaving did I see and feel the extent of the pressure I was under. Others may feel differently, but I never realized how truly destructive the Russian realities were to my psyche. I lived in Russia for 38 years, and everything happening now has happened before, just on a different scale. Nothing new has occurred. 3. Когда перестаёшь воспринимать всё через призму своей страны, с одной стороны, становится офигенно — ты часть большого, огромного мира. Можно всё. Ты записываешь песни с испанскими музыкантами, играешь концерт в Париже с французами — можно делать миллион вещей. С другой стороны, неизбежно встаёт необходимость понять, кто ты в отрыве от значительной части своей идентичности. Кто ты, если не россиянин? Приходится отвечать на сложные вопросы самому. When you stop viewing everything through the lens of your own country, on one hand, it feels amazing — you are part of a big, vast world. Anything is possible. You record songs with Spanish musicians, play a concert in Paris with French musicians — you can do a million things. On the other hand, you inevitably have to understand who you are without a significant part of your identity. Who are you if not a Russian? You have to answer difficult questions yourself. 4. Странная штука, связанная то ли с моим и моих друзей взрослением, то ли с переездом, но моё общение с людьми стало намного менее токсичным. Я почувствовал и увидел, насколько много яда было в наших дружеских разговорах и как на самом деле меня это разрушало изнутри. Бесконечные подколы друг друга, обесценивание, унижение и прочее, что делал и я, и люди вокруг под предлогом такого «благого насилия» — всё это вдруг исчезло из моей жизни и оказалось, что она совсем не стала менее интересной. Скорее наоборот. Она не стала менее острой, менее весёлой, более занудной — оказалось, что она превратилась в ещё более насыщенную, наполненную, яркую и пр. Я не знаю, являлась ли эта скрытая агрессия чертой российского общества в целом (думаю, отчасти да), но моего круга и меня лично — точно да. A strange thing, whether it’s due to my and my friends’ maturation or the move, but my communication with people has become much less toxic. I felt and saw how much poison there was in our friendly conversations and how it really destroyed me from within. Endless teasing, devaluation, humiliation, and other things that I and those around me did under the guise of "benevolent violence" — all of this suddenly disappeared from my life, and it turned out that life didn’t become less interesting at all. Quite the opposite. It didn’t become less sharp, less fun, or more boring — it turned out to be even more rich, full, and vibrant. I don’t know if this hidden aggression is a feature of Russian society as a whole (I think partly yes), but for my circle and me personally — definitely yes. 5. Представление о том, что же всё-таки такое «ужас» и «кошмар». Конечно, когда ты уезжаешь, ты начинаешь получать информацию через концентрированные выжимки медиа. И тебе начинает казаться, что в России бесконечный кромешный ужас. А потом ты задаёшься вопросом — а что такое всё-таки кромешный ужас? Мы воспринимаем историю в концентрированном виде, но и при нацистах в Германии люди ходили в бары и рестораны, в кино шли новые фильмы, а модельеры выпускали модную одежду. Ужас в масштабах гигантской страны не выглядит как сцена из апокалиптического фильма. The concept of what "horror" and "nightmare" really are. Of course, when you leave, you start getting information through concentrated media extracts. And it starts to seem that Russia is an endless, utter horror. And then you ask yourself — what is utter horror anyway? We perceive history in a concentrated form, but even under the Nazis in Germany, people went to bars and restaurants, new movies were released, and fashion designers produced fashionable clothing. Horror on the scale of a giant country doesn’t look like a scene from an apocalyptic movie. 6. Контекст войны. Уехав — ты не можешь не сталкиваться с войной каждый день — ты видишь покалеченных людей, ты разговариваешь, бесконечно разговариваешь с людьми из Харькова, Бучи, Ирпеня, Киева, Львова, Одессы, Краматорска и других городов. Ты больше не можешь не держать в голове этот контекст каждый день. И он больше не теоретический. Он практический — из костей и мяса. Он проявляется во всём — от тех, кто рассказывает тебе о ракетах во дворе до подруги, которая плачет, когда видит войну в кино. Потому что ПТСР. Также, как ты держишь в голове контекст того, что происходит в России, находясь в России — аресты, репрессивные законы, цензура, пропаганда, экономика, будущее и пр. The context of war. After leaving, you can’t avoid encountering war every day — you see maimed people, you talk endlessly with people from Kharkiv, Bucha, Irpin, Kyiv, Lviv, Odesa, Kramatorsk, and other cities. You can no longer avoid keeping this context in mind every day. And it’s no longer theoretical. It’s practical — made of flesh and bones. It manifests in everything — from those who tell you about rockets in their yards to a friend who cries when she sees war in a movie. Because of PTSD. Just like you keep in mind the context of what’s happening in Russia while being in Russia — arrests, repressive laws, censorship, propaganda, economy, future, etc. 7. Идентификация с миром. Уехав,