И что он мог сделать? Без тела, без способности видеть, слышать или чувствовать? Он был не более чем призрак, которого несло по реальному миру… Жалкий призрак, который не мог даже посмотреть на живых… Дрейфующий светляк, блуждающий огонёк, на который посмотришь и забудешь.

В разуме Крейна, на какое-то время в этой тёмной безвременности его нового существования, появилась мысль о том, что его может зашвырнуть на Землю, и там он вновь материализуется, если ему случится залететь в большой передатчик материи, когда тот будет включён. Но даже такая слабая возможность умерла, когда он вспомнил, что именно сказал ему Дандор: силы дематериализации и рематериализации алтаря носили тайный, иной характер, чем силы материализаторов, хотя и действовали они по тому же принципу. Переделать человека в Электроя мог только алтарь, и только алтарь мог когда-либо реверсировать этот жуткий процесс.

Крейн не знал, сколько прошло времени в его новом существовании прежде чем в его душу еле заметно вторглась чужая мысль.

— Кто ты? Ты новичок?

Откуда же она взялась из этой всеобъемлющей тьмы, эта вопрошающая мысль, которую получала его душа?

— Ты новенький?

Крейн попытался ответить. Только как он мог ответить, без тела и голоса? И он попробовал подумать ответ.

— Да, я новенький. Кто ты?

И вторгшийся к нему в разум ответил:

— Я Электрой, как и ты сам. Приблизься, новенький.

— Не могу я приблизиться — не знаю, где нахожусь и не умею двигаться! — яростно подумал Крейн.

Безмолвие. Уж не потерял ли он связь с тем другим Электроем? Мысль снова оказаться оставленным в одиночестве, даже без того призрачного голоса-мысли, просто ужасала.

— Теперь я рядом с тобой, — отчётливо пришла мысль другого Электроя. — Как тебя звать, новенький? Меня, когда я был жив, звали Скуро, солдат.

— А меня, когда я был жив, звали Крейин, — подумал, запинаясь, Крейн. — Скажи мне, как так получается, что мы можем общаться между собой, когда у нас нет никаких голосов?

— Это оттого, что наши фотонные тела в состоянии проецировать слабые электрические вибрации, которые натыкаются на фотоны других.

— Вы можете передвигаться куда пожелаете? — спросил Крейн.

— Не куда пожелаем, — пришла мысль другого Электроя. — Наши фотонные тела дрейфуют, плывя по магнитным токам, однако, при помощи эманации мыслей, единственной нашей способности, мы в состоянии немного побороться с этими токами.

— И сколько ты пробыл Электроем? — спросил Крейн.

— А какой была дата, когда вышвырнули из жизни тебя? — в свою очередь спросил Скуро. Крейн его уведомил, и мысль-голос Скуро печально ответил: — Значит, я пробыл среди Электроев почти тридцать лет.

— Тридцать лет? — покачнулся от ужаса бестелесный разум Крейна.

— Для Электроя нет никакой разницы между тридцатью годами и тридцатью веками, — растолковал ему Скуро. Тут мысль Электроя окрасилась тоской, когда он продолжил: — У меня были жена и дети, которые вступили со мной в сонмы Электроев, когда меня избрали на Жеребьёвке. С тех пор я давно уж разлучён с ними, хотя иногда я дрейфую и натыкаюсь на них и ненадолго обмениваюсь с ними мыслями.

Крейн попытался представить себе, на что будут похожи тридцать лет существования в качестве Электроя, или тысяча лет, или вечность. И не смог этого вообразить. Его рассудок не мог охватить взором такую страшную панораму, дрейф сквозь тьму и безмолвие, окутанный неподвижностью и пустотой бесконечности.

— Неужели нет никакого способа, каким Электрой мог бы умереть? — мучительно подумал он, обращаясь к Скуро.

Ответная мысль пришла не от Скуро, а от ещё одного дрейфующего поблизости Электроя.

— Нет, новенький, мы не в силах умереть. Не можем даже сойти с ума.

И к Крейну пришла ещё одна вопросительная мысль от другого проплывающего неподалёку от него Электроя.

— Скажи, новенький, а сейчас на Бэре есть какая-то надежда на успех великого плана?

Крейну показалось, что вокруг него, должно быть, собралось много Электроев, так как он получал и другие вопросительные мысли типа: «Даже сейчас», и Крейн ответил мыслью:

— Бэрянские войска, должно быть, уже на Чолу, готовые перекинуть воду той планеты на Бэру.

До него со всех сторон дошли недоверчивые, радостные эманации, смута ликующих мыслей.

— Значит, нас, Электроев, в скором времени освободят! И мы снова будем людьми!

— Нет! — с горечью просветил их Крейн. — Бэра-то, возможно, и возродится, но вот нас, Электроев, так и не освободят.

И он рассказал про помощи ментальных волн о планах Сурпа захватить королевскую власть и предоставить Электроям навеки вечные оставаться в их нынешнем состоянии.

В каждой доходившей до бестелесного разума Крейна из тьмы мысли клокотала страшная, опаляющая ярость. Ярость Электроев была ужасной, так как они узнали, что у них вырвали их единственную надежду. И их ярость стала ещё сильнее, когда они узнали, что Сурп химичил с Жеребьёвкой с таким расчётом, чтобы избранными стать Электроями становились только те кого он ненавидел, только те, кто отказывался поддерживать его амбиции.

— Боги! — дошла яростная мысль Скуро. — Узнай я это, то убил бы Сурпа и не позволил бы швырнуть себя в эту пучину страшного бессмертия.

— Если бы я только мог снова хоть на час стать человеком, — пришла разъярённая мысль ещё одного Электроя, — то воспользовался бы этим часом, чтобы убить Сурпа, медленно. Предать надежды всех нас, целую вечность ожидающих освобождения! — Крейн ощущал такое же дикое желание сдавить руками горло Сурпа. Желание, толкнувшее его мысленно выкрикнуть вопрос:

— Неужели нет никакого способа снова стать настоящими?

— Никакого, новенький, — пришла мрачная мысль от дрейфующего поблизости Электроя. — Сделать нас снова людьми могут только силы алтаря и храма.

И тут в разуме Крейна возникла тень надежды. Если бы-была какая-то возможность связаться с Марой…

Его мысль была уловлена и понята Электроями в окружающем его ничто. И Скуро ему ответил:

— Нет, Крейин, мы,