– Фройляйн Беатрис? – Грубый немецкий акцент просто резал слух своими лающими нотками. – Юнге Конрад слать вам гросс привьет…

Она испуганно посмотрела на него, окидывая взглядом здоровенные габариты германца, после чего тихо ответила:

– Да, герр риттер, это я….

– Гут. – Немец придвинулся ближе и, наклонившись к ней, заговорщицким тоном произнес. – Мой принц желает видеть вас, фройляйн…

– Где и когда?.. – Она немного отдвинулась от него – тяжелый запах чеснока, лука, немытого тела и запущенных зубов просто выворачивал ее наизнанку. – Извольте назвать место и время.

Германец усмехнулся, поняв, что она смущена его запахами, поковырял пальцем в носу (Беатрис чуть не стошнило) и ответил:

– Ровно через пьять или шесть месяц, фройляйн, на перевале Сент-Готард, в монастыре, в полдень.

– Отлично, герр риттер. – Она поднялась со скамьи и не в силах выносить этот тяжелый запах германца, пошла к выходу. – Встречу назначаю через полгода. Ровно в полдень… – бросила она через плечо ему.

– Высокомерная дура… – тихо произнес он, провожая ее ладную фигурку глазами. – Эх, попалась бы ты мне во время какого-нибудь налета, совсем по-другому бы заговорила…

– Вонючий тевтон… – Она вышла на улицу. Яркий солнечный свет ослепил ее, заставив прищурить глаза. – Не будь я зажата в угол, никогда бы не заговорила с какой свиньей…

Беатрис пошла вниз по улочке, петлявшей между старыми домами, церквушками и постоялыми дворами, пока, наконец, не добралась до маленького и неприметного домика, сложенного из белого известняка и крытого красной потрескавшейся от времени черепицей. Несколько раз ей почудилось, что за ней пристально смотрят какие-то глаза, она оборачивалась, но никого и ничего подозрительного не заметила, подошла к низенькой дверце и, потянув рукой за ржавое железное кольцо, трижды постучалась…

– Вот и она… – облегченно вздохнул незнакомец, спрятавшийся в кустах акации, росшей на углу улицы, откуда домик был отчетливо виден. – Мессир Лука будет рад… – он повернул голову и тихо прошептал своему напарнику. – Срочно скачи в Неаполь и передай мессиру де Сент-Эньяну, что птичка, наконец, снесла яичко…

Тот молча кивнул и переспросил у своего товарища:

– Может, отправим послание с евреями-менялами? Ты же останешься один…

– Ерунда, надеюсь, что сдюжу как-нибудь… – усмехнулся он, похлопывая по плечу товарища. – Если она куда-нибудь отправится, я последую за ней, но оставлю известие у монахов в церкви Святой Анны, понял?..

– Без вопросов… – второй кивнул, развернулся и пошел к ближайшему постоялому двору…

Когда Беатрис вошла и закрыла на засов дверь, тихий, но резкий мужской голос произнес:

– Синьорина, за вами не следили?..

Она задумалась, наморщила носик и ответила:

– Кажется, нет. А что?..

Из темноты появился силуэт приземистого и крепкого мужчины, одетого торговцем, но это была маскировка, причем, весьма плохая, так как в каждом движении тренированного тела сквозили военная выправка и решительность.

– Вы уверены, синьорина?..

– Не совсем, Джакомо. Сегодня, когда я вышла из церкви, где встречалась с посыльным принца Конрадина, мне показалось, что кто-то пристально смотрит на меня, но, обернувшись, я ничего и никого подозрительного не заметила…

– А зря, синьорина. – Джакомо подошел к окну и, немного приоткрыв ставни, посмотрел на улицу. – Сегодня утром какие-то два незнакомца крутились возле дома и расспрашивали соседей о нас. – Он посмотрел на нее. – Кто купил, когда, зачем, кто живет, то, да се…

Беатрис присела на стул и напряженно посмотрела на него. Джакомо, ее старый слуга и телохранитель покойного брата Теобальдо, был верный и преданный человек. Он жил рядом с ней с момента рождения, знал Беатрис, как облупленную и заботился о ней как о сестре.

– Сегодня вечером, синьорина, вы выйдете из дома и пойдете в церковь на вечернюю службу. Я пойду следом и прослежу…

– Как считаешь нужным, так и поступай… – обреченным голосом ответила она. – Твоя подозрительность порой сводит меня с ума!

– Дай-то Бог, хозяйка, чтобы мне померещилось. – Перекрестился Джакомо. – Я уже устал метаться по родной Италии, как загнанный зверек! Хочется немного отдохнуть, осмотреться и скопить силы…

Она встала и подошла к нему.

– Прости меня, Джакомо. – Она нежно обняла его. – Прости свою неразумную хозяйку.

– Синьорина, ваша месть – это и моя тоже. – Спокойным голосом ответил воин. – Синьор Теобальдо, которого я знал с пеленок и выучил всем премудростям войны, был мне словно младший брат. Ваш покойный батюшка пригрел меня, сироту, воспитал и доверил своих детей, неужели вы думаете, что Джакомо отступит хотя бы на один шаг и убежит, оставив вас одну в столь трудный час. Не бывать такого!.. – слуга гордо поднял голову и вынул кинжал. – Клянусь, что не предам и не продам вас, синьорина Беатрис! Вот, этим самым оружием клянусь! Последняя из рода Анибальди не погибнет, пока моя рука крепка и пока сжимает священное оружие, врученное вашим родителем!

Беатрис обняла слугу, прижимаясь к его широкой и крепкой груди, заплакала и испытала какое-то странное чувство облегчения и успокоения, как если бы она снова стала маленькой девочкой, прятавшейся на груди слуги от своих страхов или под впечатлением от услышанных сказок. Чувство домашнего тепла, покоя и тишины на мгновение захватило девушку, целиком и полностью погружая в то ушедшее время, которое, увы, невозможно вернуть назад. Она грустно вздохнула и произнесла:

– Джакомо, а тебе не кажется, что мы становимся все больше и сильнее походить на умалишенных или одержимых? Может, – она посмотрела на него с мольбой в глазах, – нам все бросить, взять, да и уехать куда-нибудь далеко? В Арагон или Венецию?..

– Возможно, – рассеянно ответил Джакомо, – возможно, синьорина, кто-то и сделал так, но только не вы! Вендетта и клятва, данная вами своему погибшему брату, не позволят вам, да и мне тоже, вот так, взять, да и бросить все на полпути…

Беатрис отстранилась от слуги, подошла к стулу и присела на него.

– Право, Джакомо, нам не стоит так накручивать себя. – Она собрала свою волю в кулак. – Мы, по крайней мере, я, больше не принадлежим себе. Мы целиком и полностью слуги мести…

– Хозяйка, пойдемте обедать. – Джакомо грустно улыбнулся. – Я купил превосходных фазанов, фрукты и вино… – он посмотрел в окно, рассматривая улицу. – Надо нам копить силы, пока враги позволяют…

Они сели за стол и, поначалу, у Беатрис вовсе не было аппетита, но переживания, потрясения и нервное перенапряжение пробудили в ней зверский голод, вспыхнувший при виде сочных фазанов, радовавших желудок и глаза своими ароматами и поджаренными боками. Она разодрала одного из них руками и, наплевав