потом вопят…

— Почему сразу по дурости? — обиделся я.

— Да потому что по умности живыми ходят!

Спустившись по ступеням обратно, я наконец увидел говорившего.

— Даже на том свете от вас никуда не деться.

Лысый, сморщенный гоблин, совсем непрозрачный, а вполне себе плотненький, с нелепыми крылышками за спиной, одетый в белую тогу, взирал на меня хитрыми глазенками.

— А я точно мертвый? — решил убедиться я на всякий случай.

— Даже не сомневайся.

— Я чувствую, как бьется сердце.

— Ишь ты, чувствует он… погоны, вижу, у тебя капитанские.

— Все правильно, я капи…

— А мог бы и генералом себя возомнить. Никакого полета фантазии!

Я подумал немного и медленно произнес:

— Мне все это кажется?

— Да вот прям щас, ага. Размечтался! В Чистилище ты. Добро, как грится, пожаловать, чувствуй себя как дома.

Все это было настолько абсурдно, что меня начал разбирать хохот.

— Псих, — скорбно заключил гоблин.

Смех сошел на нет. Может я и впрямь просто спятил? Сижу на берегу замерзшего озера, бормочу что-то себе под нос, леплю из снега кулички… Да не было мне смешно. Даже когда смеялся — все равно не было.

Было страшно.

— Ты это… за дверь-то не спеши особо, капитан. Успеешь еще.

— Что там? — с дрожью в голосе спросил я.

— Смерть там. Окончательная.

— А я еще не окончательно умер?

Гоблин пожал плечами.

— А это кто? — ткнул я пальцем в стража.

— Слуга.

— Чей слуга? — начал злиться я оттого, что приходится выжимать все по капле, когда нервы и так на пределе.

— Знамо чей — Тенсеса! — гоблин постучал себя кулаком по лбу. — Тебе кто бессмертие даровал? Ну и вот!

— Бессмертие Империи даровала Триединая Церковь — Тенсес, Незеб и Скракан, — произнес я то, во что уже почти не верил.

— Ну-ну, — хмыкнул гоблин, но спорить не стал.

Я посмотрел на неподвижного слугу Тенсеса — он все еще безучастно опирался на свой меч и ни на что не реагировал.

— Он шевелится когда-нибудь?

— Сколько помню, ни разу не чихнул даже.

— А ты давно здесь? И как вообще сюда попал? Почему ты отличаешься от других призраков?

— Экий ты любопытный! Давно я тут, уж и не помню, жил ли когда по-настоящему. Я служитель Света. Будешь хорошо себя вести — отправлю назад, так уж и быть.

— Подожди, я хочу узнать…

— Все хотят узнать, — перебил гоблин. — Думаешь, один ты тут такой любознательный? Нечего мне тебе сказать! Не знаю я, как вы оживаете. Не знаю, что за дверьми этими. Не знаю, что охраняет слуга Тенсеса. Ничего я не знаю! И Тенсеса я никогда не видел! Я тут всего лишь проводник. Ты как? Оживать-то будешь, не?

— Ну, допустим, буду.

— А мирра есть? — прищурился гоблин.

— А если нет, то что?

— То в очередь! Вас тут вон, толпы, — кивнул служитель на призраков, — а я один.

Я похлопал себя по карманам. Естественно, мирра у меня была, но она осталась вместе с формой на берегу озера, не тащить же мне ее с собой в воду.

— Есть! — обрадованно вытащил я заветный пузырек, невесть как у меня все же очутившийся.

— Ну тогда отчаливай домой и постарайся не показываться тут ближайшие пару десятков лет. Рано тебе еще! Но не послушаешься, чую…

Свет вокруг стал угасать, а я подумал о том, что если мне все это не привиделось, то мое тело лежит глубоко на дне озера.

— Постой, а вдруг мне некуда возвращаться? — с запоздалым страхом выкрикнул я, уже почти ничего не видя перед собой.

— Живи, Ник, еще свидимся… — донеслось в ответ, и все окончательно померкло.

Никогда еще я не чувствовал свое тело в таких подробностях. Болело все! Ныли кости, голова раскалывалась, руки и ноги отнимались, все внутренности будто перемололись в фарш, а грудную клетку раздирало так, что хотелось выть в голос. Голос, кстати, отсутствовал.

Я открыл глаза.

— Зачем, Никита?

Голос Матрены. Тихий, грустный. Может дела мои совсем плохи? Все вокруг расплывалось и около минуты я просто старался сфокусировать зрение.

Время будто повернулось вспять, и я снова лежал в одной из хлипких хибар Придонска на дне Мертвого моря, а рядом суетились полурыбы-полулягушки, возвращая меня к жизни и одновременно убивая запахом… Вот только это не песчаный край солнечного Игша. Это холодный Эльджун.

— Замерз?

Я и так уже был закутан с головы до ног, как младенец, но заботливые руки принялись меня укрывать еще.

— У него жар, ему бы наоборот охладиться…

— Но он же мерзнет!

— Понимаю, но так будет только хуже!

— А вы точно лекарь? Какие-то садистские у вас методы.

Я с трудом различил Матрену и Эльвиру, яростно уставившихся друг на друга.

— Она-то лекарь, а вот целесообразность вашего присутствия здесь, дорогая ди Дусер, вызывает у меня сомнения! — вклинилась Лиза.

— Что, простите?

— Это ты торчала рядом с ним, когда ему внезапно приспичило искупаться ночью в ледяной воде!

— Я же сто раз объясняла, что уснула! Понятия не имею, как он очутился в озере!

— То есть он просто так, ни с того, ни с сего решил покончить жизнь самоубийством?

— Откуда мне знать? Может вы так его достали, что…

— Она ни при чем, — еле сумел выдавить я, из горла вырвался хриплый шепот. Ненавижу быть больным!

В поле зрения появился Орел — взвинченный и злой.

— Тогда разжуй нам, недалеким, за каким жемчугом ты туда нырял?

— Вашему другу спать надобно, — раздался скрипучий тонкий голос, обладателя которого мне не было видно.

— Да, давайте потом, — согласилась Матрена. — Он сейчас не в состоянии что-то объяснять.

— Я побуду здесь.

— Ты уже побыла! А потом его труп со дна озера доставать пришлось…

— Может хватит? Мы кажется уже выяснили, что я тут ни при чем!

Препирательства продолжались еще несколько минут, пока в промерзлой халупе не осталась лишь Эльвира, отстоявшая свои позиции, да маленький зеленый человечек со скрипучим голосом. Он поднес к моим губам какое-то варево, а я был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Впрочем, Матрена бы не отдала меня на растерзание врачевателю, не внушающему ей доверия.