только трех лет «не дотянув» до столетнего юбилея… По специальности «горный инженер по нефтепромыслам», один из виднейших специалистов в этой — нефтяной — отрасли. В 29 лет — заместитель народного комиссара нефтяной промышленности СССР. В начале Великой Отечественной войны — уполномоченный Государственного комитета обороны по уничтожению нефтяных скважин и нефтеперерабатывающих предприятий на Кавказе.

В 33 года (1944 год) — народный комиссар нефтяной промышленности СССР, через два года — министр нефтяной промышленности южных и западных районов СССР, еще через два с половиной года — министр нефтяной промышленности СССР.

Во второй половине 1950-х годов сошелся в жутком «клинче» с Н. С. Хрущевым, поскольку критиковал вводимую последним систему совнархозов. В отместку первый секретарь ЦК КПСС лично отдал распоряжение о «ссылке» Байбакова в «провинцию» (Краснодарский край), откуда ему удалось вернуться только в конце 1963-го…

С октября 1965 года Байбаков — заместитель председателя Совета министров СССР, председатель Государственного планового комитета СССР (Госплана СССР). Считался одним из ближайших соратников Косыгина. Но до поры до времени. «Вовремя» понял, что премьер и его реформа «не пользуются успехом» в высших структурах власти. Не был доволен и тем, какую роль отводил Косыгин Госплану, которым Байбаков руководил в течение 20 лет в пореформенное время.

Да, Госплан никто расформировывать не собирался, но его значение, его место и роль в экономической системе государства, в случае успеха реформ, сводились к второстепенной значимости. И, конечно, Байбаков, как человек достаточно амбициозный, да еще занимающий по сути «третий пост» в государственной иерархии, не мог допустить собственного «понижения». Допускаю, что и далеко не все он в реформе Косыгина понимал… Допускаю, что выстраивал свои планы, связанные с возможным уходом Косыгина с поста председателя Совета министров еще в начале 1970-х годов… Слухи об этом «ходили»… Но надо отдать Байбакову должное: «сор из избы» он не выносил, публично — никогда и нигде — он не допускал критики своего шефа, в 2000-х годах характеризовал его как «гения»…

В тот же период косыгинская реформа подверглась и атаке «слева». Группа экономистов, научных сотрудников Центрального экономико-математического института АН СССР — директор Н. П. Федоренко, его подчиненные А. И. Каценелинбойген, С. С. Шаталин и «примкнувший к ним» будущий директор Института США и Канады Академии наук СССР Г. А. Арбатов — выступили с идей создания так называемой системы оптимального функционирования экономики, для краткости названной «СОФЭ». Авторы последней предложили рассмотреть в качестве альтернативы косыгинской реформе создание ими «экономико-математической модели советской экономики». СОФЭ должна была заменить в полном объеме товарное производство системой экономико-математического планирования и учета.

Впервые идея СОФЭ была озвучена на конференции Института экономики АН СССР еще в 1967 году. Несколькими годами позже система эта нашла поддержку не только в академических научно-исследовательских институтах, но и в Центральном комитете КПСС, хотя там вряд ли кто понял, что такое СОФЭ, скорее всего, просто хотели в очередной раз «насолить» Косыгину. Но система эта — СОФЭ — оставалась чисто теоретической парадигмой, на практике так никто и не решился ее опробовать.

Практики мало что понимали, а теоретики не могли толком объяснить принципы ее действия.

В конце 1960-х годов вопрос о сравнении и сопоставлении СОФЭ с косыгинскими подходами к реформированию экономики перешел, правильнее сказать, его перевели, в плоскость политических обвинений: самого Косыгина и его сторонников создатели СОФЭ обвинили в «заигрывании с Западом» и «предательстве идей социализма»…

Обвинения, в принципе, «старые», только звучали «по-новому»…

Препоны создавали и Центральный комитет КПСС, и Верховный Совет СССР. Если Л. И. Брежнев самоустранился от дискуссий, идущих вокруг реформы, то председатель Президиума Верховного Совета Советского Союза Н. В. Подгорный был неумолим в своей критике: реформа, которую осуществляет Косыгин, ни к чему хорошему привести не может. Подгорного поддерживал почти весь Центральный комитет партии, все плотнее и плотнее смыкавшийся в своей критике косыгинской реформы[474].

Тогдашний заместитель заведующего отделом Президиума Верховного Совета СССР Анатолий Иванович Лукьянов вспоминал о том времени:

«Косыгин постоянно чувствовал сопротивление, скажем так, днепропетровской группировки. Я видел эти столкновения на Политбюро. Чаще всего они возникали в отношениях с Подгорным, Кириленко, гораздо реже — с Сусловым. А Брежнев как бы отходил в сторонку. Особенно активничал Кириленко, который претендовал на то, что он знает хорошо производство, но эрудит это был своеобразный. Как-то, выступая против того, что говорил Косыгин, Кириленко сказал буквально так: „Вы же хотите вогнать нашу живую советскую действительность, хозяйство наше в Проскурово ложе“.

Косыгин помолчал, а потом говорит:

„Бедный Прокруст, он не знал своего точного имени и основ планового ведения хозяйства“.

И пошел докладывать дальше. Так же спокойно и сдержанно»[475].

Неутомимый зуд амбициозности Кириленко, Подгорного, Суслова… Выпячиваемой до такой степени, что даже Брежнев, всегда лояльно относившийся ко многим своим «зарывавшимся» коллегам по ЦК, вынужден был сделать все, чтобы отстранить Подгорного с его поста…

Косыгин был «на голову» выше и Брежнева, и Подгорного… Но в драку не лез, старался обходиться без схваток за власть… Может, это его и «сгубило»? Может, надо было быть жестким и беспринципным? История, еще со времен Макиавелли, свидетельствует о том, что власть базируется не на доброте и уступках, а на борьбе, порой на безжалостной борьбе… А борцом он не был… Об этом ему еще в 1920-х годах намекали…

По воспоминаниям современников, «власть у так называемых партийных лидеров была и впрямь абсолютной и почти безраздельной. По сути, аппарат партии намертво срастился с государственным управлением. В Совет министров частенько приходили на подпись постановления Совета министров же, но подготовленные в Центральном комитете»…[476]

Добавляло проблем и личное соперничество, например, со стороны Н. А. Тихонова, который оказался в замах у Косыгина благодаря настойчивому указанию того же Центрального комитета КПСС и который старался исподволь, но всеми силами доказать, что действия его «шефа» малопродуктивны.

Контрпродуктивно действовало и Министерство обороны, возглавлявшееся тогда еще одним недоброжелателем Косыгина — Дмитрием Федоровичем Устиновым, который настаивал на ежегодном увеличении расходов на военные нужды, не считаясь с важностью затрат на социальные программы. Это и понятно, по мнению военных, кругом были «одни враги». У Косыгина было свое видение ситуации вокруг оборонного бюджета страны, расходящееся с позицией министра обороны. Но справедливости ради стоит сказать, что военное ведомство СССР времен премьерства Косыгина в расходах никогда «не ущемлялось».

Не сменил «гнев на милость» по отношению к Косыгину и руководитель КГБ СССР Ю. В. Андропов, который продолжал считать премьера «либералом» и завидовал его успеху. При каждом удобном случае Андропов «вставлял» свое слово в критику Косыгина, последний же, понимая «вес» председателя КГБ, опять же старался не занимать