Охлади их желтую кровь.

    Сражайся, пока не умрешь или не упадешь,

    Нашу силу трудно остановить.

    Закрой свой разум давленью и боли,

    Сражайся, пока остаешься в здравом уме,

    Пусть мимо не пройдет ни одна шавка.

Крис посмотрела на главный экран с неумолимо приближающимися шестью вражескими точками в центре. Она стала тихо подпевать припев: «Скольких из них мы заставим умереть!» Она была не одна.

    Берегите женщин и детей,

    Отправьте ублюдков обратно в ад.

    Мы научим их воевать так,

    Что они сюда больше не придут.

    Используй щит, используй голову,

    Сражайся, пока все не умрут.

    Подними к небу флаг,

    Скольких из них мы заставим умереть!

Теперь подпевал весь мостик. Вот певица замолчала, остались только барабаны, свирель и еще что-то, что Крис не распознала. С музыкой у нее с давних пор было не очень. Ощущение, как будто по спине пробегают мурашки, напрягается тело, сжимаются кулаки. Ей захотелось проделать все то, о чем пелось в песне.

Голос певицы тихо вернулся.

    Наступил рассвет, время пришло,

    Ступай в такт барабана.

    Мы выиграем битву и заплатим дань,

    Будем сражаться как единое целое сердцем и душой,

    Вороная кобыла и рыжей чалой,

    Деритесь, сохраняя свою землю.

    Трубите в рог, заливайтесь слезами,

    Скольких из них мы заставим умереть!

    Мелькают топоры, взмахи палашей,

    Пронизывающее кольцо сияющей брони.

    Лошади несутся под сверкающим щитом,

    Сражаться с ублюдками, пока они не отступят.

    Вороная кобыла рядом с рыжей чалой,

    Деритесь, сохраняя свою землю.

    Трубите в рог, заливайтесь слезами,

    Скольких из них мы заставим умереть!

— Ч-черт, — выдохнул ворон. — И вот в это я должен подсовывать пакеты сообщений.

— Откуда добрый, мирный мальчик с Санта-Марии откопал нечто подобное? — спросила Крис.

Томми слегка покраснел.

— Когда я написал бабушке, как мне сложно было быть твоим спусковым крючком на Олимпии, какими бы крутыми ни были плохие люди, она спросила, помню ли я еще эту песню, «Марш Кембрита». Я сказал, конечно, да. Я ведь пел ее с детства, но тогда это была просто песня. А когда бабушка появилась на нашей свадьбе, отвела в сторонку, поблагодарила, что ее сюда позвали, они с бабушкой Гуд-Гуд давно так не наедались, призналась, что никогда не рассказывала нам, детям, как так получилось, что мы до сих пор поем на Санта-Марии эту песню. Там вышло так, что когда заблудшие ученые, наконец, осознали, что заблудились и больше никогда не увидят Землю, если верить школьным урокам, наступила суровая сотня лет. Голодные годы, когда колония могла умереть. Нас, детей, учили в школе, что не все взрослые были готовы, как это говорится в учебниках, ложится спать голодными, а наутро вставать и усердно вкалывать, и так каждый день. Кто-то ушел в горы. А потом они вернулись, только уже как рейдеры. Пытались отнять то, что не хотели добывать усердным трудом. Были бои, мужчины умирали, чтобы еда доставалась детям. Сейчас я думаю, что с их стороны было глупо не рассказывать нам детям, настоящую историю, особенно сейчас, когда мы пошли разными путями, чтобы понять, кто мы на самом деле, но бабушка принесла мне песню, которую я знал всю свою жизнь, и вот, отдаю ее вам.

Фоном рассказу Томми песня повторяла слова: «Берегите женщин и детей…» Да, в долгом покое наверняка многое забывается. Многое становится не самым острым.

— Бабушка сказала, что эта песня пришла вместе с первой командой с Земли, написали ее в двадцатом веке. Судя по топорам, мечам, доспехам и рогам, я думаю, она старше, но самая подходящая, чтобы помочь нам пережить голодное время.

— Скольких из них мы заставим умереть! — вместе подпевали Крис, Томми, Пенни и Финч.

— Должно нам сегодня помочь, — закончил Томми.

— Да, согласилась Крис.

* * *

Исполняй приказы, как тебе сказали,

Охлади их желтую кровь.

— Черт возьми, это что такое? — рявкнул адмирал.

— Мы перехватили их боевую сеть, адмирал, — сказал дежурный лейтенант. — Это штука играет на всех кораблях. Разведка думает, что они прячут пакеты сообщений либо в несущей волне, либо в песне. Или где-то еще. Мы пока в поиске, сэр.

— Ну, и о чем это нам говорит?

— Кажется, около дюжины кораблей отделяются от транспортников, сэр. Похоже, они на одном g уходят к луне. Разведка ожидает, что на полпути они развернутся и начнут тормозить, тоже на одном g, сделают круг вокруг луны — ее называют Милна — а потом пойдут к нам сближающимся кусом. Отчет вот-вот должен прийти на ваш пульт, сэр.

Экран на пульте мигнул и на нем отразился курс, а с перехваченной сети противника доносилось: «Скольких из них мы заставим умереть!»

— Сколько у них кораблей? Какие типы? Вооружены ли чем-то, кроме этой песни?

— Минуточку, сэр, просматриваем данные.

Адмирал поднялся и подошел к информационным мониторам, за которыми наблюдали техники. Он смотрел, как разноцветные линии то поднимаются, то опускаются, идут волнами. Все это ничего ему не говорило, а женщина продолжала петь: «Отправьте ублюдков обратно в ад. Мы научим их воевать так, что они больше не придут сюда».

— Выключите это, — резко сказал адмирал. Ему не хотелось, чтобы эта проклятая песня играла во всем его флоте.

— Да, сэр. Луистер, отключи звук.

— Готово, сэр, — и на мостике воцарилась тишина.

— Интересный кусочек древних преданий, — заметил Сарис. — Топоры, лошади. Они намеревались этим запугать нас?

— Или заставить нас посмеяться до смерти, — усмехнулся будущий губернатор.

— Я с удовольствием посмеюсь, когда узнаю больше о тех кораблях, которые направляются к луне. Мы знаем, что у них есть один эсминец. Может, еще один боевой корабль, но что это за корабли?

Вопрос встретился с напряженным молчанием.

— Даже если так, эти корабли не могут быть хорошими, иначе их отправили бы в Бойнтон, — предположил будущий губернатор, демонстрируя обширные военные знания.

— Скажи мне что-нибудь, — адмирал похлопал техника по плечу. — Расскажи что-нибудь об этих кораблях.

— Сэр, штука не в том, что я не могу рассказать вам об этих кораблях. Дело в том, что данные меняются каждую секунду. Ничего одинакового, сэр.

— Меняются? — Адмирал нахмурился.

—