Воткнув в ухо крошечный наушник, Чарльз Уолш слушал очередной выпуск новостей — дикую смесь горькой правды и чудовищной лжи, сочиненной сотрудником ФБР Джимом Спенсером. Через несколько минут он сделал свое заключение:

— Вы абсолютно правы, Марк. По поведению Кинтея было вполне очевидно, что в коре его головного мозга произошли необратимые изменения. И то, что я сейчас слышал по радио, только подтвердило мои самые худшие догадки.

— Что вы имеете в виду? — подал голос очнувшийся с похмелья Сэнфорд Берман.

Хитэр присела на нижнюю ступеньку лестницы рядом с Марком. Их смена закончилась, и от этого она испытывала некоторое облегчение. Убийство лошадей сильно подействовало на ее расшатанные нервы. Да еще несколько раз ей казалось, что она слышит какие-то странные звуки — словно кто-то тихо покашливал невдалеке. Хотя это, возможно, ей только мерещилось. Когда на смену пришла Андри, Хитэр еще раз вгляделась в темный двор, но не заметила там ничего подозрительного — ни человека, ни животного. Однако чувство тревоги так и не покинуло ее до конца, когда она передала свой пост Андри. Если кто- то и прятался возле стены, он должен был подойти к дому почти вплотную и прямо-таки слиться с камнем, а это казалось практически невозможным.

— При кислородной недостаточности, — рассказывал Чарльз Уолш, — в первую очередь страдает самая нежная часть головного мозга — верхний слой коры. Именно эти клетки отвечают за логическое мышление и разумное поведение, они и делают нас людьми в широком смысле этого слова. Когда же они повреждаются — например, в результате кислородного голодания, — то человек как бы превращается в животное, и поведение его становится непредсказуемым.

— О, Господи! — в ужасе воскликнул Бен Харрис. — Выходит, вокруг нас бродят самые настоящие безмозглые чудовища, и их никак не меньше пятидесяти?

— Вот именно. Но чтобы быть более точным, надо добавить, что здесь мы имеем дело с так называемым «комплексом рептилии», — продолжал Чарльз. — Я долго размышлял над тем, что рассказала мне Джейни о нападении на ее семью, наблюдал за Кинтеем. Но то, что я услышал по радио, развеяло последние остатки моих сомнений. Просто я не мог понять, что такое большое количество людей могло одновременно получить идентичные повреждения мозга.

— Повреждения мозга! Что это еще за чертовщина? — взревел окончательно проснувшийся Сэнфорд Берман. Он вскочил на ноги и нервно зашагал взад-вперед по пыльному помещению. Чарльз с опаской посмотрел в его сторону. Видимо, во время похмелья Сэнфорд вел себя достаточно агрессивно. Это был один из тех типов, которые готовы проклинать все и вся, не касаясь при этом только своей персоны. И чем больше он злился, тем сильнее ему хотелось еще выпить. Теперь он тоже становился опасным для окружающих.

— Расскажите нам поподробней об этом комплексе рептилии, — попросил Марк Пирсон.

— Чушь все это собачья! Ни черта он не знает, — усмехнулся Сэнфорд.

Но Чарльз даже не обратил внимания на этот выпад Бермана, а продолжал:

— Сначала представьте себе, как развивался мозг человека в процессе эволюции. От наших древнейших предков-ящеров мы унаследовали ту часть мозга, которая обеспечивает основные жизненные функции организма. Она так и осталась неизмененной и находится сейчас в самой его глубине. Потом мозг стал расти в период превращения ящеров в млекопитающих и, наконец, в человека. Появилась лимбическая система — эти клетки отвечают за вскармливание потомства и заботу о себе подобных. Такие качества, как вы знаете, начисто отсутствуют у рептилий. И наконец, возник самый верхний слой клеток — кора головного мозга. Именно благодаря этим клеткам мы с вами мыслим разумно и можем оценивать свои поступки и даже предсказывать их. Если погибают эти самые клетки, мы, грубо говоря, снова становимся рептилиями и начинаем жить по их диким законам. И никакие этические нормы для нас больше не существуют.

— Не верю я ни в какую эволюцию! — заорал Сэнфорд Берман. — У этих проклятых террористов с самого начала мозгов не было. А сейчас они просто озверели, вот и все.

— А вот вам и еще одно мнение, — спокойно продолжал рассказывать Чарльз. — Вспомните Библию. Кто был искусителем в саду Эдема? Змей. То есть, рептилия. Другими словами — змея, змеиное поведение символизирует в человеке начало любого зла. Дьявола, если хотите.

— Дерьмо! — не унимался Сэнфорд. — Не верю я ни единому вашему слову, как не верю и в черта с рогами, копытами и хвостом!

— При комплексе рептилии в первую очередь проявляются такие качества, как лживость, хитрость и обязательно агрессивность, — с грустью констатировал Чарльз. Он старался говорить твердо и убедительно. — Люди, которые окружили наш дом, ведут себя, как настоящие звери — их потребности сводятся теперь лишь к тому, чтобы есть, спариваться и убивать — в зависимости от того, какое иЬ этих трех желаний в данный момент преобладает.

— Мне кажется, что все-таки остатки разумного поведения у них еще наблюдаются, — осторожно заметил Марк Пирсон.

— Да, так и есть, — согласился Чарльз. — Это результат того, что существуют особые группы клеток, как бы защищающие мозг в целом, и поэтому не вся кора погибает даже при длительном отсутствии кислорода. Но теперь все равно уже никто не сможет с уверенностью сказать, что придет в голову этим полулюдям-полурептилиям, и чего им захочется в следующий момент.

— Ирония судьбы! — воскликнул Бен Харрис. — Они превратились в змей — в свой собственный партийный символ.

— Бабушка сказала правду, — пробормотала Джейни, но так тихо, что никто ее не услышал. Она продолжала молиться за отца. Девочка понимала, что опасность умереть от змеиного яда могла скрываться не только в том ящике, который их проповедник каждое воскресенье выносит на двор церкви.

— В каком-то смысле, — рассуждал Чарльз, — наши противники слабее нас. В эволюционном отношении они отброшены на миллионы лет назад. И их поведение можно сравнить разве что с поведением ящеров.

Хитэр передернуло от отвращения.

— Как это понимать? — спросила она, еще крепче прижимаясь к Марку.

— Ящеры могут долго выслеживать добычу, они хитры и изворотливы, очень терпеливы и настойчивы, когда дело касается их потребностей. Если им попадется совсем уж беспомощная жертва, они могут напасть на нее и стаей, но обычно они никогда не действуют сообща, не вырабатывают планов совместного поведения.

— Наверное, поэтому они до сих пор и не предприняли никаких попыток организованно напасть на дом и захватить его, а просто ходят вокруг, ожидая, когда мы первыми выйдем им навстречу, — предположил Марк.

— Именно так, — подтвердил Чарльз. — И теперь, когда мы разобрались в их повадках, мы сами можем кое- что против них предпринять.

— Не желаю я