Шрифт:
Закладка:
– Ровно в десять.
Гуров встал с дивана.
– Я на минуту. Буду на лестничной площадке.
Выйдя из квартиры, Гуров позвонил Стасу.
– Что там у тебя?
– Да ничего, – обыденным тоном ответил Крячко. – Гуляю тут один как дурак. Ко мне уже две старушки подкатили. Кто, мол, такой? Что тут высматриваешь? Сказал, что из полиции, стали охать. Одна из них знакома с семьей этой Саши. Говорит, хорошие люди. И дочь, говорит, у них нормальная. Про исчезновение ребенка слышали, но, конечно, ничего не видели. Пойду пристану к мамашам, которые во дворе с детьми гуляют. Может, они что-то знают.
– А что мы ищем, Стас? – неожиданно спросил Гуров.
– Ну как это? – не понял Крячко.
– Понятно же, что ребенка ты на улице не увидишь. А если увидишь, то пройдешь мимо. По фото ты его вряд ли узнаешь, одежда на нем наверняка будет другая, а не та, в которую он был одет во время похищения. Да и не станет похититель выгуливать его там, где украл.
– Я не его ищу, Лева, – мягко ответил Крячко. – Поисками мальчика другие люди занимаются. Я собираю информацию о той ночи и о Долецкой. Вполне вероятно, что она нам всего не рассказала. Как думаешь, мог у нее быть конфликт с кем-то из местных?
– Сомневаюсь.
– А если скрыла? Не нарочно, а просто посчитала неважным?
– И как ты это выяснишь? – поинтересовался Гуров.
– Соберу сплетни и отсею ненужное, – пояснил Стас.
– Просто мы стоим на месте, – Лев Иванович спустился по лестнице к окну. – Все, что делаем, ни к чему не приводит. Самые серьезные подозреваемые отвалились, а новых мы не нашли. А теперь эта чертова желтая шапка. Как издевательство какое-то.
Стас шмыгнул носом.
– Что предлагаешь? – спросил он.
– Думаю над этим делом. И ты думай, – посоветовал Гуров. – Гойду сейчас Следственный комитет к стене прибьет – и ведь будет за что. Мы следующие.
– Ну пусть попробуют, – небрежно ответил Стас. – Пусть вытаскивают свои волшебные палочки и распутывают дело за пять секунд, а я посмотрю на них.
– Я, собственно, вот о чем хотел… – Лев Иванович потер переносицу. – Записку Долецкая обнаружила в почтовом ящике в десять утра. Поговоришь с дворниками? Узнай, где они сидят. Кто-то из них сегодня утром наверняка здесь работал. Пусть вспомнят всех, кого видели возле подъезда. Понимаю, что вряд ли кого вспомнят, но ты попробуй, хорошо?
Александры в гостиной не оказалось. Встревоженный Лев Иванович сунулся в кухню, потом распахнул дверь санузла – и обомлел. Долецкая сидела на краю ванны и держала ножницы возле горла. Гуров успел схватить ее за руку и сжать запястье. Ножницы выпали из пальцев, и он быстро потянул женщину в коридор. Она сопротивлялась, но вяло. Гуров помог ей лечь на диван и сел рядом.
– Долго думали? – спросил он.
Она перевела на него безучастный взгляд. Потом закрыла лицо руками и беззвучно заплакала. Гурову ничего не оставалось, кроме как дать ей воды. И остаться рядом.
Ему в какой-то степени повезло: измученная Александра через какое-то время задремала. Лев Иванович осторожно встал с дивана, на котором сидел все это время, и вышел в коридор. Оставлять Долецкую в одиночестве было нельзя. Покидать комнату тоже нежелательно. Кто знает, сколько опасных для жизни предметов находится в этой квартире? Поговори он с Крячко на полминуты дольше, случилось бы непоправимое. А если бы на его месте была Виктория Сергеевна, то, скорее всего, Долецкая даже не подумала бы о самоубийстве.
В кармане завибрировал телефон, и Лев Иванович поспешно провел пальцем по экрану, обрывая мелодию входящего вызова. Прежде чем ответить, он заглянул в комнату и убедился в том, что Александра спит.
– Слушаю, – произнес он в мобильник.
– Лев Иванович, это Виктория.
– Рад вас слышать, – признался Гуров. – Что там у вас? Как дела?
– Отдала записку и шапку экспертам. Обещали быстро провести экспертизу. Я еще в прокуратуре, хочу поговорить с Игорем Федоровичем, но он сейчас занят.
– К нему из Следственного комитета пришли, – объяснил Гуров.
– Это же хорошо, да? – обрадовалась Кораблева. – Помощь ведь нужна.
– Надеюсь, что они не обвинят нас в бездействии. Третий день, а у нас нет никаких результатов.
– К сожалению, иногда от человека мало что зависит.
– Это вы не мне скажите, а тем, кто будет недоволен результатами нашей работы, – посоветовал Гуров.
– А как там Саша?
– Знаете что? – неожиданно прорвало Гурова. – Саша спит. Полчаса назад я застал ее в ванной с ножницами в руке. Если бы пришел позже, то они были бы в ее шее. Я все понимаю, но сидеть тут не имею возможности.
– Не переживайте так, Лев Иванович, – неожиданно развеселилась Кораблева. – Вы настоящий герой, а Саша просто измотана. Я предлагала ей побыть в больнице, но она категорически отказывается. Тащить ее насильно? Рискнете? Я – нет. Но я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы не обязаны сидеть рядом с ней как пришитый. Я сейчас позвоню ее мужу и попрошу его приехать. Он врач, и не простой, а специалист в нужной области. Саше я уже намекала на то, что вечно я с ней рядом не буду, а одну ее оставлять опасно. Она все понимает. Подождите немножко, ладно? Алексей приедет, вот увидите.
– Если его не будет, то я снимаю с себя все полномочия, – заявил Гуров.
– Он прибудет, – пообещала Виктория Сергеевна. – Ой, Игорь Федорович идет. До встречи!
Она отключила связь первой. Гуров посмотрел на телефон в своей руке и почувствовал острое желание наговорить Кораблевой гадостей. Вот просто отчитать как школьницу. Разговаривает с ним, как с идиотом. На все имеет свое мнение. Что для него проблема, то для нее выход из положения.
Через минуту пришло раскаяние. Он прошел в комнату и сел в кресло, стоявшее возле дивана. Александра крепко спала, и Гуров вдруг понял, что последние двое суток она вряд ли сомкнула глаза. Если и вздремнула, то ненадолго. Пусть спит, а он пока подумает о делах насущных.
Шапочка, значит. Надо было ее, конечно, предъявить для опознания родителям. Если не матери, то хотя бы отцу. В принципе, сделать это можно и без ее наличия – Гуров сделал несколько фото шапочки на мобильный. Но узнает ли головной убор родного сына Алексей Долецкий? Он же воскресный папа, бывает здесь нечасто. Мог и не видеть этой шапки.
И все-таки как она оказалась в подъезде? Шапку подбросил кто-то пришлый или кто-то свой. Под «своими» Гуров имел в виду соседей Александры. Тех, с которыми была проведена беседа. Тех, кто впустил полицию в