Когда я встал с молитвы, впервые за двенадцать лету меня было легко на сердце. Без сомнений, стать евнухом было моей судьбой. Если бы я не стал им, мне не удалось бы подобраться к Исмаилу так близко и я не отомстил бы за отца.

Глава 8

ПАДАЕТ ЗВЕЗДА

Уверен, когда Фаранак услышала, что ее сын свергнул Заххака, она бросилась ниц и возблагодарила Бога за Его милости. Нет сомнения, она и дом свой открыла для тех, кому выпало меньше счастья, и созывала их на пир каждый день недели.

Будь на этих пиршествах я, воззвал бы я к слуху гостей и сказал бы так: «Добрая ханум, есть в этой истории то, что ты по скромности своей утаила. Если бы ты не была настолько умна и не отыскала бы пастуха с его чудесной коровой, Ферейдун бы погиб раньше, чем научился ходить. Если бы ты не увезла его в Индию, где его выучил мудрец, ему не удалось бы постичь мудрость. Если бы ты не потребовала справедливости после убийства его отца, он не воспылал бы местью. Если бы ты не предостерегла его от преждевременного выступления против Заххака, твоего сына убили бы. Если бы ты не захотела отдать ему свое доброе сердце, он никогда не узнал бы милости. Хвала, о хвала Фаранак премудрой!»

В Шираз к Мохаммаду Ходабанде полетела весть, что он избран новым шахом. Подобно Исмаилу, сперва он не поверил. Много месяцев он провел под домашним арестом, и ничего удивительного, что сперва он решил, будто это уловка, проверяющая его верность брату.

Сначала он приказал казнить посланника и тем избежать обвинения в причастности к заговору, в который, он не сомневался, его втягивают, но гонец спасся, предложив сесть в тюрьму на несколько дней, пока правда о смерти Исмаила не подтвердится. В конце концов свидетельства пришли отовсюду, вестника освободили и Мохаммад согласился приехать в Казвин и принять новый пост.

Во дворце никто всерьез не пытался выяснить, кем отравлен Исмаил. Окончательный доклад лекаря оставил причину неясной, а мирза Салман изо всех сил убеждал амиров, что управлять страной гораздо важнее, чем выслеживать заговор, которого, может, и не было. Так как неясно, что убило шаха, доказывал он, бессмысленно добиваться возмездия. Им есть чем заняться.

Само собой, мне тоже стало легче, когда я понял, что никого не будут наказывать, однако удивительно, как легко эти люди отказались от своего долга. Наихудшие из трусов, казалось мне, — пресмыкающиеся перед велениями своих вождей, сглатывающие правду, чтоб удостоиться их похвалы, в душе ненавидящие правителей и ничего не делающие, чтобы пресечь их скверну, пока те еще живы, — ничего. Такова была знать нашей страны, перед кем и я заискивал, пока был ребенком. Теперь я знаю, что, несмотря на все золото, титулы и оружие, они тряслись от страха. Храбрых всегда меньше.

После трех дней траура вельможи были созваны в дом царевны на первую встречу с нею. В назначенный день ее слуги натянули синий бархатный занавес, чтоб укрыть ее от чужих мужчин у нее дома. Пери скрылась за занавесом, и я проверял, слышен ли ее голос в любом уголке зала, как это было давным-давно. Но в этот раз она читала вслух «Шахнаме» — отрывок, где великий герой Рустам укрощает своего свирепого жеребца и тот становится его самым верным спутником. Откуда бы я ни слушал, голос ее был громким и сильным.

После того как ударила пушка, все уселись за первую трапезу дня, ведь Рамазан еще не кончился. Руки веселее потянулись к напиткам, и, когда первая жажда была утолена, мы принялись за хлеб, сыр, орехи и фрукты. Я еще насыщался вместе с другими евнухами Пери, когда появился Шамхал-черкес. Я тут же вскочил, чтоб проводить его к царевне.

Приветствовав Пери, Шамхал сказал:

— Я пришел пораньше на случай, если ты захочешь, чтоб я был твоим представителем среди мужчин.

Царевна минуту поразмыслила и ответила:

— Спасибо, дядя, нет нужды.

Шамхалу, похоже, захотелось сложиться в комок. В этот миг трусость, проявленная собственным родом, ранила меня особенно остро. Дворцовая жизнь сделала их трусливыми и переменчивыми. Даже если они клянутся в верности, то при этом глядят через плечо, кто их посадит выше.

— Ты уверена? — спросил он.

— Я все это время справлялась сама, верно?

Он явно сдерживался:

— Если надо помочь, я с радостью помогу.

— Может быть, в другой раз.

Никогда я не видел ее более царственной, чем в тот миг.

— На самом деле, — тут же добавила она, — я уже попросила Джавахира вести встречу.

Она не просила, но я был польщен такой верой в меня. Конечно, я хотел представлять ее перед вельможными мужами.

Прежде чем знатные собрались, Пери устроилась за занавесом. Я с благодарностью встретил около десяти высокородных и главных чиновников дворца, в особенности Амир-хана-мосвеллу, Пир Мохаммад-хана, Анвар-агу, Халил-хана (он был охранителем Пери, когда она была ребенком), Моршад-хана, мирзу Салмана и нескольких других — все они усаживались согласно рангу. Они вели себя тихо и почтительно, словно готовясь встретить шаха. Как это было не похоже на дни перед прибытием Исмаила, когда царевне приходилось призывать их к порядку!

Взойдя на возвышение перед ее занавесом, я доверительно оглядел суровых вельмож, сидевших по значимости рода и поста, в безупречных шелковых одеждах, а из кызылбашских тюрбанов грозно торчали красные колпаки.

— Готовьтесь внимать царевне, львице Сефевидов, повелительнице повелений, — твердо предупредил их я.

Все внимали мне так, как никогда ранее; изменение моего положения отражалось в самих их позах. Когда они затихли настолько, что были слышны шаги идущего через площадь, царевна заговорила из-за завесы низким певучим голосом.

— Благородные мужи, — сказала она, — добро пожаловать. Менее чем через год мы снова оказались перед необходимостью сохранить страну в целости, пока наш новый шах не прибудет, чтобы занять трон. Моя цель — вручить ему работающее правительство, столицу, где царит закон. Всем вам будет высказана просьба помочь мне в предупреждении тех трудностей, которые у нас были в последний раз.

— Это наш долг, царевна, — ответил мирза Салман от лица всех.

— Наш ожидаемый шах вскоре прибудет. Сначала ему нужно добраться в Кум, выразить уважение матери, и возблагодарить