бура, мы женщин разыграем. На ножах.

– Я предпочитаю добрую пригоршню алмазов…

– А кто сказал, что эта скотина развозит настоящих женщин? Вероятно, это какие-нибудь голландские судомойки…

– Еще чего!.. Это чистокровные англичанки, друг мой. Настоящие леди. Вы видели, как он оберегал фургон, когда мы гонялись за Смитом?

– Это верно.

– Вы их не видали?

– Нет, но мне говорили Корнелис и Питер.

– Это его братья?

– Братья. Но они страшно злы на него.

– Ничего себе семейка! Братья, а готовы убить один другого!

– А вам-то что? Поделим их наследство!

– Смотрите на них! Вот они о чем-то горячо беседуют с миссионером, который свалился к нам на прииск несколько дней назад. По-моему, зловещая птичка.

Клаас, который невозмутимо слушал весь этот разговор, не оставлявший никаких иллюзий насчет намерений его врагов, повернул голову и действительно увидел его преподобие в обществе Корнелиса и Питера.

Вот они медленно отошли в сторону и остановились в самом конце освещенной кострами поляны. Клаас не потерял ни одного мгновения. Тем, кто только что выкладывал свои планы, он предоставил тешиться надеждой, хотя и придерживался особых взглядов на ее осуществимость, а сам пробрался к тому месту, где совещались три мерзавца.

Он не слышал первой части беседы, но вторая оказалась в высшей степени интересной.

– Что касается Клааса, – сказал его преподобие своим трескучим голосом, напоминающим завывание шакала, – то от него нам надо избавиться.

– Нет! – грубо возразил Корнелис. – Я не хочу, чтобы его убили. Он старший в семье, он всегда был нам хорошим товарищем, и его смерть…

– Да бросьте! – перебил его Питер. – Вы тоже начинаете обзаводиться предрассудками, Корнелис. А я такой человек: если мне мешают, я не смотрю, родственник это или чужой человек. Бац! – и готово, его нет! По-моему, лучшего и придумать нельзя.

– Но Клаас вам не мешает.

– Он захочет четвертую часть клада. А я считаю, что лучше делить на три части, чем на четыре.

– Питер, вы сошли с ума! Вы говорите о трех частях… А вся эта орава, которая нас сопровождает?..

Его преподобие рассмеялся:

– Честное слово, я еще не видал такого дурака, как этот Корнелис!

– Послушайте, старый английский каналья, вам хочется, чтобы я сделал из вас котлету?

– Ну-ка, попробуйте, идиот! Скотина! Я вас не боюсь! Попробуйте-ка поднять на меня руку!

– А кто мне помешает?

– Вот это!

И лжемиссионер извлек из внутреннего кармана своего сюртука измятую грязную тряпку, отдаленно напоминавшую платок.

– Вы смеетесь?! – обиделся Корнелис.

– Вообще говоря, да. Но в данный момент я вполне серьезен, как человек, знающий местонахождение клада, который одинаково сводит с ума таких дикарей, как вы, и даже людей цивилизованных вроде меня.

– Неужели эта тряпка…

– Эта тряпка – карта местности, где закопаны сокровища кафрских королей.

Клааса, притаившегося за деревьями, подбросило, точно он получил заряд дроби в бок.

– Карта?.. Вы имеете карту? – задыхаясь, спросил Корнелис.

– Тише, животное! Вы хотите, чтобы нас услышали? Я не имею в виду делиться с ними…

– Но позвольте-ка, вы надеетесь при помощи этой тряпки найти…

– Я не надеюсь – я уверен.

– Тогда я, конечно, понимаю, что вам не хочется делиться с Клаасом и другими…

– Но как же вы ее раздобыли, эту тряпку?

– Благодаря великодушию Клааса.

– Нет, право же, брат сошел с ума.

– Позвольте! Дайте мне объясниться. Эту карту раздобыл для меня Клаас, но он этого и не подозревает!..

– Расскажите по порядку.

– Вот вам все в двух словах. Клаас только что убил наповал одного из тех крикунов, которые хотели напасть на фургон. Вы видели, как я бросился к этому человеку, якобы для оказания помощи…

– Но он в ней не нуждался, потому что Клаас стреляет метко.

– Верно. Бедняга и вздохнуть не успел, как был убит. А я достиг известного искусства в обшаривании карманов моих ближних. Я и на сей раз использовал это умение и в один миг взял на учет все наследство покойного. И в следующий миг я переложил содержимое его карманов в мои собственные. Я старался не пренебречь ничем, потому что у этих людей есть милая манера держать целые состояния в самых гнусных тряпках. И я не ошибся. Я с первого же взгляда узнал эту карту местности. Ведь ради нее, только ради того, чтобы завладеть ею, я целых три месяца тащился за французами. Не знаю, как она попала к тому чудаку, которого ухлопал Клаас. Важно, что сейчас она у меня.

– Если я не ошибаюсь, – заметил после минутного размышления Корнелис, – покойник, которого вы так своевременно обворовали, сам украл ее у того человечка, который кокнул американца Дика. Я очень хорошо помню, что, когда его качали на руках, один субъект шарил у него по карманам.

– Что из этого? Для нас сейчас самое главное – раскланяться с нашими скотами и, не задерживаясь, поспешить в те места, которые обозначены на карте.

– Скажите, – довольно наивно перебил его Питер, – а если бы нам взбрела в голову фантазия не допустить вас к участию в дележе?

Его преподобие медленно поднял свои вялые веки и уставился на Питера пронзительным взглядом укротителя:

– Вы этого не сделаете по двум причинам. Во-первых, вы оба неграмотны и без меня в этой карте не разберетесь.

– Во-вторых?

– Во-вторых, в одном из карманов убитого лежал заряженный револьвер системы «Нью-кольт». Когда мы откопаем клад и вы попытаетесь надуть меня при дележке, я пристрелю вас обоих. Вот, мои славные буры, как я вижу это дело.

– Руку, ваше преподобие. Вы – мужчина!

– Итак, все ясно. Мы сию же минуту уходим отсюда, и пусть Клаас сам возится с этой оравой, когда кончится срок перемирия. Завтра на рассвете мы будем у водопада, то есть в нескольких шагах от цели.

Когда Клаас услышал этот откровенный разговор, его охватило бешенство. У таких медлительных людей, как он, бешенство особенно опасно, потому что оно удесятеряет их силы.

Была минута, когда ему хотелось броситься на трех мерзавцев и размозжить им головы раньше, чем они опомнятся. Но это привлекло бы внимание всех остальных. Не лучше ли будет следовать за ними по пятам, шаг за шагом, и, внезапно появившись в момент дележки, потребовать четвертую часть? Но для этого пришлось бы оставить обеих пленниц в фургоне, то есть на милость той оравы!.. Тяжелая борьба происходила у Клааса в душе. Жадность была побеждена.

Клаас сделал над собой энергичное усилие, подавил свою злобу, успокоился и негромко пробормотал:

– Ладно. Ступайте. Проложите мне дорогу, а я пойду следом, когда будет нужно.

Он медленно обогнул поляну и бивуак своих врагов и