Керс спрыгнул на землю и, демонстративно окинув Девятую взглядом с ног до головы, усмехнулся:

— Можешь за моей спиной выкрикивать что угодно, ищейка, но если хочешь остаться здесь, то будь добра — я Керс. Или Керосин. Или Сто Тридцать Шестой, если не лень каждый раз выговаривать этот сраный номер.

Глава 25

Тьма жидкой прохладой обволакивала его, убаюкивала тишиной, ласково щекотала кожу своей невесомостью. Он не помнил ни себя, ни своего имени, ни как здесь оказался. Ему было хорошо и спокойно, и не хотелось ни о чём думать и ничего вспоминать, разве что едва уловимая тревога, назойливым комариным писком пробивающаяся сквозь пелену, не позволяла до конца погрузиться в умиротворяющий мрак, всё звала слабым девичьим голоском. Слов было не разобрать, но порядком раздражало. Чем усерднее он старался не замечать настырный голос, тем сильнее он становился: из далёкого эха плавно перешёл в тихий шелест, затем в шёпот, обретающий форму едва различимых звуков, а потом и вовсе в отчётливый требовательный зов.

«Харо! — твердил голос. — Вернись за мной!»

В конце концов смирившись, что сопротивляться бесполезно, он сконцентрировался, попытался вспомнить, откуда ему знакомы эти слова и где уже он слышал этот голос. Образы, поначалу смутные, неохотно всплывали перед внутренним взором: зелёные глаза, сладостный стон, срывающийся с приоткрытых губ, солнечные отблески в россыпи золотых волос.

«Харо!» — не унималась призрачная незнакомка.

Кто такой Харо?

Или это его имя?.. Нет, не имя — прозвище. Скорпион, Сорок Восьмой… Выродок, предатель. Чёрт, лучше бы не вспоминал!

«Вернись, Харо!»

Ровена… При воспоминании её имени мрак мгновенно рассеялся, будто туман при резком порыве ветра. Харо очутился посреди казарменного двора, тронутого тоскливой пустотой. Ни собратьев, ни плётчиков, лишь безжизненные глазницы окон загонов и палящее солнце над головой. Знойный воздух колыхался, искря рябью, как на воде; кожу нещадно пекло, лицо покрылось липкой испариной, глаза резануло обжигающе-ярким. Он прижмурился, заслоняясь рукой от мучительного света, а голос всё не унимался, требовал куда-то вернуться. Но куда? Он ведь и так здесь.

«Харо, где же ты? Почему не пришёл за мной?»

«Да как тебя найти, если даже смотреть больно!»

И всё же он осмелился чуть приоткрыть глаза, потом медленно отвёл руку. Мир поблёк, краски сделались приглушёнными, но солнце продолжало жечь до ломоты в мышцах. Харо огляделся, ища источник зова, ту самую, что вырвала его из безмятежности, ту самую, ради которой он согласился бы на любые пытки, лишь бы оставаться с ней рядом, и которую в итоге подвёл…

«Харо!»

Он обернулся на голос. В конце Столового двора, у самых ворот, окутанная мягким сиянием, стояла Ровена. Даже солнце не смело касаться её своими огненными лучами, лишь кротко ласкало обнажённые плечи, играло бликами в золотистых локонах. Принцесса приветливо помахала ему рукой, и на её чувственных губах расцвела радостная улыбка.

Харо направился к ней, но каждый шаг отзывался ноющей болью, в воздухе взрывались невидимые заряды, чем-то напоминающие петарды Керса, только не подпитываемые хистом. От них звенело в ушах, сдавливало виски стальными тисками, но он не останавливался — принцесса ждала его, манила чарующей улыбкой, и сияние вокруг неё становилось всё ярче.

Огненный зной нестерпимо душил, мышцы ломило до судорог, но Харо твёрдо знал — всё прекратится, как только он коснётся Ровены, и упорно шёл вперёд сквозь всполохи и беспощадную жару. Когда осталось меньше четверти пути, принцесса протянула к нему руку, но с места не сдвинулась, будто нечто удерживало её.

«Ты здесь, Харо!»

За её спиной вдруг выросла тень, быстро приобретая очертания. Пылающие ядовито-зелёные глаза, безумная ухмылка…

Альтера!

Он ускорил шаг, но сапоги утопали в вязкой грязи, и от каждой попытки вырваться из ловушки Харо погружался всё глубже в землю. Принцесса продолжала тянуться к нему, но улыбка на её губах померкла, а глаза расширились в страхе.

«Помоги мне!» — шептала она едва слышно.

«Я вырежу ей сердце и скормлю туннельным псам! — злорадно скалясь, Альтера поднесла воронёный клинок к горлу Ровены. — Смотри, предатель, смотри ей в глаза!»

«Не тронь её, тварь! — он продолжал вырываться из земляного плена, стараясь дотянуться хотя бы до кончиков пальцев принцессы — одно прикосновение, и Альтера исчезнет. — Не трогай её! Отойди от неё!»

Омерзительный хохот заглушил его крики, сталь скользнула по горлу, орошая кожу горячей кровью.

— Ровена!

Рядом что-то загрохотало, громко взвизгнуло. Исчезла принцесса, исчезла Альтера, исчезли и стены ненавистного терсентума. Вместо них перед ним появилось перепуганное женское лицо, смутно знакомое, из далёкого полусна, который не вспомнить, как ни старайся.

— Тьфу ты, напугал-то как, Тейлурово отродье! — незнакомка сурово свела необычайно ровные брови. — Всю воду из-за тебя пролила!

Мир плыл и двоился. Ему пришлось сконцентрироваться, чтобы понять, где находится, правда, получилось не с первого раза — сил едва хватало держать веки открытыми. Он обнаружил себя на кровати, намного мягче казарменной койки. Рядом, на краю, напряжённо выпрямив спину, сидела незнакомка. Бревенчатые стены, маленькое оконце, пропускающее сквозь мутное стекло бледный солнечный свет, у противоположной стены — низкий шкаф, или как его там называют, и стул у самой двери. Харо понятия не имел, где находится, ни на лазарет, ни на загон это место не походило. Тогда где он и как здесь оказался?

Последнее, что удалось выскрести из памяти — бескрайнюю степь и заходящее кровавое солнце, а ещё нестерпимую боль и леденящее дыхание Госпожи на своём лице. Странно, что он всё ещё жив, а в этом Харо не сомневался: мертвецы боли не чувствуют, а левый бок мучительно тянуло, мышцы крутило, как после десятичасового выпаса без передышки.

Женщина чуть подалась к нему, хмурым взглядом рассматривая его лицо:

— Ты понимаешь меня?

Харо отвернулся.

«С чего бы мне тебя не понимать? Я ведь не животное».

Не дождавшись ответа, она щёлкнула пальцами у его уха:

— Посмотри на меня! — он резко обернулся, заставив её вздрогнуть от неожиданности. — Ох, у меня от твоих глазищ мурашки по коже!

Харо опасливо изучал незнакомку: вытянутое лицо, заострённый нос, лёгкая сеточка морщин у глубоко посаженных глаз — несмотря на строго поджатые губы, женщина не казалась злой или опасной.

— Как ты себя чувствуешь? Что-то болит?

Да проще сказать, что не болит! Он уже собирался ей ответить, как вдруг его внимание привлекли тяжёлые шаги, и пока Харо искал глазами