Где — то там в личной ложе наблюдала за постановкой ее величество.

Где — то там представительницы Левой Руки готовились пересечься с Крейгаром, чтобы он мог доставить меня в оговоренное место обмена за кулисами. А я готовился выйти на сцену, и наверное, был перепуган больше, чем когда — либо в жизни. Если вы в курсе прошлых моих приключений[50], вы поймете, что это что — то. Ноги мои онемели, во рту пересохло, сердце колотилось, а желудок вел себя так, словно я только что телепортировался.

Разумеется, как раз в такой форме и надо пребывать, когда предстоит сделать нечто хитроумное и опасное, что потребует строжайшего расчета времени и скрупулезной наблюдательности.

Это ирония. Если вдруг не поняли сразу.

Я отступил еще дальше за кулисы, нашел стул, опустился на него и тут же встал.

«Босс? Ротса начинает слегка нервничать.»

«Я тоже.»

«Может, вина?»

«Нет, Лойош. Если выпью, я ничего подобного и пытаться провернуть не стану.»

«Даже чашечку?»

«Нет.»

Песня закончилась, в зрительном зале одобрительно засвистели, защелкали хлопушками, застучали ногами, а танцоры выбежали обратно за кулисы, раскрасневшиеся и довольные. Когда — то и я там свистел, хлопал и стучал ногами. Совершенно иное впечатление в сравнении с тем, что творится по эту сторону.

Я оставался все там же, но обрывки представления вполне слышал; кажется, на сцене как раз дудели трубы или что — то похожее.

Коти когда — то собирала хлопушки с разных представлений, на которые мы с ней ходили. У нее в прихожей целый ларец с такими стоял. Наверное, подобных коллекционеров немало.

— Привет, Влад.

Я развернулся на стуле.

— Сара!

— Не могла же я пропустить дебют твоей сценической карьеры.

— Я думал, ты имеешь в виду — мое финальное выступление.

Она рассмеялась.

— Все у тебя получится.

— Меня, кажется, вывернет.

— Бывает. Это вроде традиции.

— На премьере или на дебюте?

— И то, и другое.

— Для меня многое значит, что ты здесь, Сара. Спасибо.

— Так ты выходишь на сцену?

— Ага, есть причины. Ты знала?

— Теперь знаю. Ни за что не пропущу такое. Сколько тебе еще до выхода?

— Осталась пара очень длинных часов.

— Да, это самая сложная часть. Но как только ты выйдешь, все будет хорошо.

— Да, мне все об этом твердят.

А теперь я скажу вам нечто весьма странное: я так сосредоточился на том, чтобы выйти перед всеми этими людьми и сделать все правильные движения, что я все нынешнее утро даже и не вспомнил, зачем я вообще все это делаю. В смысле, я не просто упустил из виду, что вся суть затеи — спасти жизнь Дерагару, ну и мне заодно, если получится; я напрочь забыл, что мой выход на сцену — просто один шажок в общем плане. С ума сойти, что творится с человеком, которому предстоит выступать. Но вот я все вспомнил, и подумал, через что пришлось пройти Крейгару, после чего захотелось вообще ни о чем не думать, да только так не получается.

Сара коротко обняла меня, чмокнула в щеку и шепнула, мол, сейчас потихоньку проскользну обратно на свое место. От того, что она сейчас будет на меня смотреть, мне стало лучше, и в то же время — хуже, и я обязательно это вам объясню, когда сам пойму.

«Так, Лойош. Вы оба ждете тут до конца эпизода.»

«Босс…»

«Я думаю, все сработает. Но оно не сработает, если вы будете там.»

«Мне это очень, очень не нравится.»

«Ага, знаю.»

«Босс.»

«Будет так, как должно быть.»

Лойош и Ротса улетели на полку, где уже ранее сидели.

Поначалу время тянулось, потому что думать мне было не о чем, кроме как о несчастном Лойоше. Но потом я потихоньку начал втягиваться в представление, из которого до вчерашнего дня по сути только несколько фрагментов и видел, причем из второй половины. А потом я внезапно услышал, как два похмельных солдата грозятся зарезать гонца, если тот и дальше будет болтать настолько громко, и сердце мое екнуло, потому что я знал, что следующая сцена будет при дворе, а значит…

— Нам пора, — сказал один из танцоров, и я поднялся так уверенно, как только мог, учитывая, что ноги у меня все еще немели.

В сапогах с подошвами трехдюймовой толщины двигаться было куда сложнее, чем еще утром.

А потом, вот так вот, пришла пора.

Кровь стучала у меня в ушах, ноги все еще немели — но я уже был в составе группы. Я встал где нужно и помнил, что я — гвардеец, и сосредоточил взгляд на двери в лобби напротив «края три». К счастью, вспоминаю я теперь, зрителей я не видел вообще — свет был слишком яркий и в основном желтый, потому что сцена изображала императорский двор, так что я сделал бесстрастную физиономию, когда начался диалог, а потом заиграла музыка, и на краткий миг меня вновь охватила паника: а что, если я забуду свою реплику?

«И девять мулов…» Раз, два, три, четыре, пошел!

Я был блистателен. Я был великолепен. Я промаршировал по периметру сцены и ухитрился даже близко не оступиться. Лицо мое было преисполнено долга, ни единой иной мысли, шаг — идеален, и я даже не столкнулся со вторым гвардейцем, когда мы с ним разминулись (ты с внутренней стороны, Влад, с внутренней).

Это было великолепное, поразительное представление, и если справедливость вообще существует, обо мне будут кричать завтрашние новости.

Я достиг противоположного конца сцены, исполнил команду «кругом» так, что Морролан одобрил бы, и замер в ожидании.

Каола, которая смотрела на сцену из угла «края один», сразу за музыкантами, повернулась к Крейгару и, будь ей доступно волшебство, испепелила бы его на месте.

— Ты не сказал, что